– Ты, Иваныч, подожди, – убеждал его перед этим один из чаевников. – Будешь мучиться, как я со своей шестеркой. Возьми «логана», почувствуй себя человеком.

– Да я со своей особо не мучился, – неспешно отвечал Антон Иванович. – С девяносто шестого езжу на дачу и обратно, нормально. И еще бы ездил, но на битой не хочу.

– Машину разбил, Антон Иванович? – подключился вошедший начальник.

– Сыну дал съездить к друзьям в деревню. А он решил с деревьями в лесу пободаться. Помял крыло и дверь. А тут знакомые предлагают трехлетку – дешевле ее взять, чем мою править и красить. Ребята, правда, приехали ее вечером показывать, а с фонариком особо не посмотришь. Ты кстати зашел. Хотел у тебя отпроситься на завтра. Машинку посмотреть.

– Я тебя послезавтра отпущу. Завтра съезди в Москву по «Простору». Надо сегодня срочно написать чего-нибудь по нашей модели и отвезти, они первый этап закрывают.

«Нет, ну ты посмотри, – озлобился Антон Иванович. – Как нарочно. Только соберешься заняться делом, как тебя обламывают»:

– Петрович, какая Москва? Мы же с тобой договаривались.

– Иваныч, больше некому. Ты же знаешь, мы у них втроем устроены, а у них, кстати, завтра выплаты – получишь заодно за всех за два месяца. Я завтра к заказчику на Фрунзенскую. А Влад выписывает счета на стенд. Остаешься ты. Чего там дел? Ну, посидишь сегодня, особенно не заморачивайся, скопируй, что можно, из «Багульника». На экспрессе туда-обратно. Заодно выспишься.

– Петрович, а ты читал их материалы? Знаешь, как они собираются закрывать достоверность? У них же все виртуальное: метод измерений, вариант измерительного комплекса. Они будут виртуально мерить на математической модели и так же виртуально оценивать ошибки измерений – ты такое раньше видел?

Почему из-за бреда, в который его окунают, как в дерьмо, он должен опять откладывать свою настоящую работу? Когда все уже обдумано, почти до деталей, и надо просто собраться и записать. Но не дают. Ничего не дают. И ведь нельзя отказать. Всю жизнь никому ничего нельзя отказать. Можно, конечно, уйти. Но как жить? Все равно нужны какие-то деньги. И ему, и всем его близким и знакомым всегда были нужны деньги. И начальнику нужны деньги. Главное, для него все очень оправдано и нравственно: себе не все берет, раздает неучтенные премии, а разве без этих компенсаций к зарплате можно прожить?

И тут Антон Иванович понял, что завтра в Москву не поедет. Он понял это очень точно, как всегда понимал урок, вкладываемый в него толковым учителем.

– Да не горячись ты. И не дуйся – давление подскочит, – продолжал начальник. – Все равно надо ехать.

Начальник был уверен в лояльности Антона Ивановича. В некогда большом институте после успешно проведенной военной реформы остались редкие сотрудники, каждый из которых должен был держаться за свое рабочее место.

Но если бы начальник умел почувствовать действительно разгорячившегося внешне Антона Ивановича, он бы удивился воцарившемуся внутри него холодному равнодушию.

– А ведь я, Петрович, не поеду, – спокойно ответил Антон Иванович.

– Надо ехать, надо. Я скажу Надежде Васильевне, она выпишет командировку и предписание, – не поверил ему начальник и пошел по своим делам.

Антону Ивановичу было все равно. Он увидел недоступную ему раньше реальность. В этой реальности, похожей на спокойный эфир, из ничего родилась и прочь разлеталась пара противоположных частиц, две мысли. Первая – сомнение в жизни, представившейся ему земной тропой, приведшей к забору. Вторая – небесная радость, как лучистое летнее солнышко, как лесные птицы, разноголосо убеждающие в силе жизни.