– Почему ты меня выбрала? – спросил Иван Антонович.

– Потому что подошел и пригласил, – ответила Надя, поглаживая его вихры. – Если бы подошел раньше, я бы выбрала раньше.

– Я тебе нравлюсь?

– Да, – шепнула Надя,

– Ты мне тоже, – посчитал своим долгом признаться Иван Антонович.

– Ты знаешь, я так счастлив, – продолжал он, хотя не знал этого наверное. – У меня еще не было девушки.

– Я знаю, – довольным горловым смехом пощекотала его в ухо Надя.

– А у тебя был кто-то? – он понял, какая мысль его беспокоила.

– Был, – сказала Надя.

– Я тебе не верю, – сказал Иван Антонович, потому что это ломало образ юной прелестницы, который он хотел любить, хотя и подтверждало его догадки.

Девушка ответила благодарным поцелуем, который затянулся и снова стал повышать градус сладострастия.

– Можно расстегнуть? – попросил Антон Иванович, путаясь не слушающими пальцами в крючках лифчика.

– Подожди, – Надя сняла рубашку, расстегнула крючки и сбросила бюстгальтер. Потом накинула рубашку, застегнув ее на одну верхнюю пуговицу, и стала целовать Ивана Антоновича, дразнясь языком.

Он еле оторвался от ее губ и левой рукой полез под рубашку к грудям, сначала поглаживая их пальцами, а потом осторожно целуя слегка припухшими губами и трогая языком соски. Надя держала и не отпускала его правую руку, иногда сжимая ее с такой силой, которую трудно было ожидать.

Иван Антонович наслаждался. Ему казалось, что при этом он должен что-то говорить, хотя не знал, что. Поэтому он нашептывал, что сходит с ума от счастья. Отрываясь на миг от волнующейся Надиной груди, он замечал мелькающую на ее лице тень озабоченности и, волнуясь ее волнением, шептал в уши ласковые слова и целовал, дожидаясь больных сжиманий руки. Наконец, исступлённость достигла в нем высших пределов, и с ним произошло то, что всегда происходило, когда он возбуждал себя руками.

– Если хочешь, можем пойти ко мне, – сказала решившаяся Надя, не заметив произошедшей с ним перемены.

– А как же соседки? – удивился Иван Антонович, не представляя, как они будут в комнате, полной девушек.

– Они давно должны спать, – сказала она решительно.

– А если не спят? Или проснутся?

– Пускай. Если хочешь, пойдем.

– Неудобно. Я не могу, – желания Ивана Антоновича сменились усталостью. Он передернулся, почувствовав ночную прохладу.

– Тогда пойдем спать? – ласково обняла его Надя, полагая причиной отказа заботу о ее спокойствии.

Прощаясь, они поцеловались стоя. Поцелуй опять затянулся; Надя шалила язычком и жала его руки. Оторвавшись от него, она подняла лифчик и ускользнула в свою комнату, а Иван Антонович осторожно перелез по перилам на свою половину веранды. В его голове все путалось, и он мгновенно уснул, как провалился.

Следующие дни Иван Антонович проводил вместе с Надей. Они встречались у двери ее комнаты после утренних процедур, зарядки и завтрака, и прощались там же перед отбоем. Их близость окружающие принимали, как должное. Через день даже Лариса перестала обращать внимание на состояние влюбленности, в котором они находились.

Надя нашла в Иване Антоновиче доверчивого слушателя и как могла откровенно рассказывала ему о некоторых своих проблемах, как будто хотела избавиться от них таким образом. Ее рассказы расстраивали, превратив невинную в его глазах девочку в женщину, у которой уже было несколько мужчин. Его чувства коробило и проскальзывающее в ее интонациях отношение к нему, как к мальчику.