— Ну, я бы не посмел делать столь радикальные выводы. — возразил дядя Наум. — Легкое недомогание — вот наш диагноз. Разве я не боюсь всего
происходящего? Разве вы не боитесь?
— Боюсь.
— Вот видите… Любезный, вам полегчало? — участливо поинтересовался Кауфман у моего подопечного, который прекратил брыкаться и наконец-то
угомонился. Тот пробормотал нечто маловразумительное, но, судя по всему, дал утвердительный ответ. — Замечательно. Вы наверняка голодны,
поэтому идите поешьте и приведите нервы в порядок. Капитан, вскройте ему кухонный комбайн, только не повредите крышку. В ней при
необходимости можно носить воду из реки…
Кауфман давал подробные инструкции на будущее каждому освобожденному нами человеку. И пусть большинство из освобожденных, пребывая в
крайнем волнении, пропускали эти советы мимо ушей, Наум Исаакович все равно из раза в раз терпеливо объяснял, где можно разжиться водой и
из чего смастерить примитивные орудия труда наподобие нашего топора. А также чего следует избегать, дабы не угодить в неприятности, не
получить травму и продержаться неделю-другую на полном самообеспечении. «Не думайте о плохом, — настоятельно рекомендовал всем дядя Наум, —
думайте о ваших семьях. Все образуется».
Мыслил Кауфман столь неординарно, что был способен извлечь выгоду даже из совершенно непригодных вещей. Самое любопытное, что, общаясь с
ним, я ощущал, как постепенно приобретаю аналогичный взгляд на мир, заражаюсь этим странным мировоззрением, при котором невольно начинаешь
задумываться над вопросами, раньше в голову не приходившими. Варварский практицизм — так охарактеризовал я учение, ненавязчиво
преподаваемое мне дядей Наумом. Варварски разломать сложный, а ныне бесполезный агрегат, чтобы извлечь из него одну-две простых и
практичных детали. Или наоборот — отбросить все детали, а лишенный начинки агрегат приспособить для каких-нибудь нужд: сбора воды,
разведения огня, хранения припасов… Но обо всем этом я узнал позже. В первый же день постижения мной науки варварского практицизма я
выдвинул лишь робкое предложение удлинить ручку топора — и удар, дескать, станет сильнее, и вид оружие обретет внушительнее.
Наум Исаакович мое рационализаторство охотно поддержал.
— Отличная идея, молодой человек! — одобрительно закивал он. — Ваше мышление адаптировалось к новым реалиям, и это не может не радовать. Я
в вас определенно не ошибся. Мы с вами составляем прекрасную команду для выживания в это смутное время, Нам таки непременно надо держаться
вместе. Как считаете?
Я согласился. Уж в чем в чем, но в командной игре капитан Гроулер знал толк И пусть в этом экстравагантном коллективе верховодил не он,
состав игроков ему определенно нравился. Если бы еще не колючий взгляд и вечные колкости Каролины, наша команда и вовсе сошла бы за
идеальную.
Наскоро пообедав и кое-как разогнав по домам любопытных «апостолов», мы решили продолжить совместный рейд, отправившись по улице в
противоположном направлении. До самой ночи раздавался над поселком треск раздираемого топором полимера, но вместе с этим слышался и другой,
более жизнерадостный звук — атмосфера вокруг постепенно наполнялась человеческими голосами. И пусть это были в основном лишь испуганные
возгласы, меня они радовали куда сильнее, чем гнетущая тишина, что царила здесь вчера.
Ближе к вечеру наша команда столкнулась с уже знакомыми всем нам личностями. |