Мать сыра земля — Мокошь — черным-черна, лежит внизу, под ногами. Из нее все живое выходит к небу-отцу, и в нее все возвращается, чтобы родиться вновь и вновь. Она щедро дарует жизнь природе, порождает урожаи. Рог изобилия в руке Мокоши, вокруг нее пляшут русалки, от нее происходят Род и Рожаницы. Любили славяне и грозного на вид зверя-птицу, крылатого пса Симаргла, обвитого нежными побегами. Он — верный спутник Мокоши, бог побегов и всходов, охраняющий посевы любимых своих славян-земледельцев. А те славят его: весной при посеве, летом, видя первые всходы, осенью, наслаждаясь урожаем, чествуют зимой, помня старое добро и надеясь на новое.

Владимир хотел, чтобы это собрание богов стало всеми почитаемо и объединило людей на Руси. Но самый большой и красивый идол в Киеве не мог заменить людям разных мест и племен их привычных богов-истуканов. Придет какой-нибудь радимич на княжье капище, посмотрит на собрание идолов — ничего не говорят его сердцу незнакомые истуканы. Кроме того, где же остальные боги?! Где главный соперник Перуна, древний бог скота, торговли и богатства Волос? Где Сварог, добрый бог, который дал людям семью, огонь, научил кузнечному делу и подарил земледельцу плуг? Допустим, Владимир счел достаточным, что идол Волоса, древнего соперника Перуна, бога плодородия и торговли, особенно почитавшегося кривичами и словенами, стоит не в дружине богов князя, а внизу, у Днепра. И счел вдобавок, что легендарный князь-кузнец, победитель Змея Сварог, — ипостась Перуна. Но где же Род, отец славянского племени?

Эти вопросы естественно возникают у историков, восстанавливающих состав и функции языческих богов древних славян по множеству разрозненных признаков и чисто предположительно. Ничего подобного мнимой «ясности» современного нам неоязычества в Древней Руси не было, как не было и общепринятой мифологии богов у славян. Подчеркиваю, она не была уничтожена христианами, язычеством живо интересовавшимися, но просто отсутствовала. Служение богам как таинственным силам природы было ритуальным, связанным с обрядовыми годовыми циклами каждой местности и привязанным к конкретным идолам семьи, рода и племени. Владимир безуспешно пытался эти связи разорвать: заменить местные ритуальные веры его пантеон не мог. Князь поставил большого идола Перуна в Новгороде, где больше почитали Волоса, и на этом успокоился.

К тому же боги Владимира требовали кровавых жертв. Дружинники убивали перед истуканами мальчиков и девочек, испрашивая милости от идолов и устрашая людей. Грозный кровожадный Перун, тайные жертвы которому издревле приносились в густых лесах на сокровенных капищах воинами, а теперь стали явными, радовался. Но другие боги, особенно Мокошь, оскорблялись. У иных народов богиня плодородия бывала свирепой и требовала ужасных жертв. Но у славян сыра земля была доброй Матерью — кормилицей и источником силы своих детей. Недаром самые могучие богатыри, коли становилось туго, припадали к Матери сырой земле. Языческая реформа князя Киевского провалилась, как рухнули, оставив злую память, все последующие идейные начинания на нашей земле, замешанные на крови.

Русскому государству нужна была иная вера. Ее выбор Владимиром и его советниками составитель Древнейшего сказания, летописцы и авторы житий представили довольно поверхностными притчами. Они обошли извечное соперничество между Перуном и Волосом, отразившееся даже в договорах Руси с ромеями, где успешный Олег клялся обоими, а незадачливый Игорь — только Перуном… к которому примешалась и клятва его дружинников христиан на кресте! Святослав снова клялся Перуном и «скотьим богом» Волосом, да только это ему не помогло.