|
И ни один языческий бог не явился за Иваном, сыном крещеного варяга Федора, когда на Ивана пал жребий, чтобы принести его в жертву. Фанатики пантеона, заведенного Владимиром, полагали, что жертвы должны выбираться среди всех незамужних девушек и неженатых юношей Киева по жребию, игнорируя тот факт, что часть городской общины составляли иудеи, мусульмане, христиане и язычники других вер. Согласно Древнейшему сказанию и Житию мучеников Федора и Иоанна, варяг отказался отдать сына бесам: «Если они боги, то пусть пришлют одного из богов и возьмут моего сына!» Озверевшая толпа разнесла его двор и убила обоих. Но варяжская стойкость обозначила проблему вполне явно.
В 986 году Владимир, по словам Древнейшего сказания, всерьез задумался о новой государственной вере. Весть об этом разлетелась по миру, и представители трех великих религий заспорили у престола киевского. Летописный рассказ о выборе Владимиром веры — яркий и ценный художественный образ, который едва ли полно отражает реальные проблемы и сомнения князя. Но о восприятии событий незамысловатой дружиной он говорит достаточно красноречиво. Первыми подоспели мусульмане, утвердившиеся в Волжской Булгарин. Они рассказали князю о своем законе, но Владимир отверг его, пошутив, что его людям не подходит вера, запрещающая вино: «Руси есть веселие пить, не можем без того быть!» Да и от свинины русские, особливо киевляне, отказаться не могли. А рай мусульманский, в котором праведникам будет дано много красивых жен, вообще для Владимира выглядел адом. Смолоду «побежденный похотью женской», князь не мог пропустить буквально ни одной красавицы. И к зрелым годам, остепенившись, горько задумался: что же теперь делать с кучей жен и восьмью сотнями наложниц?! У рассеянных по всему миру иудеев Владимир нашел другой недостаток. — Где же земля ваша? — спросил князь раввинов бога Иеговы. — В Иерусалиме, — отвечали те. — Да точно ли там? — переспросил Владимир, худо-бедно знавший политическую географию. — Разгневался Бог на отцов наших, — признались иудеи, — и рассеял нас по разным странам за грехи наши, а землю нашу отдал иноверцам. — Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? — укорил их Владимир. — Или и нам того же хотите? Много общего видел князь в законах мусульман и иудеев: делать обрезание, не есть свинины, почитать святые места на далеком юге и потомков некогда живших там людей (представителей «колен Израилевых» или родичей Магомета). У тех и других священнослужители не имели четкой организации, мало зависели от государственной власти и чтились едва ли не выше ее. Последнее было свойственно и западным христианам-католикам, почитавшим папу римского. Он как наместник Бога на земле был выше князей, королей и императоров. Во времена Владимира этот «цезарепапизм», стремление папы стать высшей в мире властью, уже намечался. Иное дело — христианство восточное, православное. Там четыре патриарха, из которых даже самый главный, Константинопольский, служил византийскому императору, признавая царскую власть священной защитницей и покровительницей благочестия. Все же выбор Владимира был нелегок. Западные соседи один за другим потихоньку склонялись к католичеству: Венгрия, Чехия и Моравия, Польша, Дания, Швеция и Норвегия признали в конце концов духовную власть папы. Принять православную веру тоже означало сделать Русь зависимым от патриарха Константинопольского, то есть духовно подчиненным византийскому императору, отчасти вассальным государством. Папа был дальше, однако вместе с католичеством на соседние славянские государства наступали немцы. К тому же послы Владимира, отряженные посмотреть, у кого Богу поклоняются торжественнее, вернувшись в Киев, рассказывали, что нет на земле зрелища красивее, чем служба в константинопольском православном храме. |
