|
Где нашли ночлег другие два овчара и Том, младший садовник, никого не интересовало, а миссис Смит, Минни и Кэт остановились у своих приятельниц в Джилли. В десять утра Пэдди отвел сестру в лучший номер, каким располагала гостиница “Империал”; потом спустился в бар и у стойки увидел Фрэнка с огромной кружкой пива в руках. - Теперь я угощаю, старик, - весело сказал он сыну. - Мне придется отвезти тетю Мэри на торжественный завтрак, так надо подкрепиться, а то без мамы мне с этаким испытанием не справиться. Привычный почтительный страх въедается прочно, это понимаешь только тогда, когда впервые пытаешься разорвать его многолетние путы; оказалось, Фрэнк при всем желании просто не в силах выплеснуть пиво отцу в лицо, да еще на глазах у всех в баре. И он допил остатки, криво улыбнулся. - Извини, папа, я обещал встретиться на выставке с приятелями. - Ну, тогда иди. На-ка вот, возьми на расходы. Желаю весело провести время, а если напьешься, постарайся, чтоб мать не заметила. Фрэнк уставился на хрустящую синюю бумажку - пять фунтов - разорвать бы ее, швырнуть клочки Пэдди в лицо! Но привычка опять взяла верх, он сложил новенькую бумажку, сунул в нагрудный карман и поблагодарил отца. И со всех ног бросился вон из бара. Пэдди - в парадном синем костюме, жилет застегнут доверху, золотая цепочка с брелоком, тяжелым самородком с приисков Лоренса, надежно удерживает в кармане золотые часы - поправил тугой целлулоидный воротничок и огляделся: не найдется ли в баре знакомого лица. За девять месяцев, с приезда в Дрохеду, он нечасто бывал в Джилли, но его-то, брата и, по всей видимости, наследника Мэри Карсон, все знали в лицо, и всякий раз он встречал в городе самый радушный прием. Несколько человек заулыбались ему, несколько голосов окликнули, предлагая выпить пива, очень быстро его окружила небольшая, но дружелюбная компания; и он позабыл о Фрэнке. Мэгги теперь ходила уже не в локонах (несмотря на деньги Мэри Карсон, ни одной монахине не хотелось об этом заботиться), по плечам ее сбегали две туго заплетенные толстые косы с темно-синими бантами. Монахиня приводила ее в скромном темно-синем форменном платье воспитанницы монастырской школы через монастырскую лужайку в дом отца Ральфа и передавала с рук на руки экономке - та девочку обожала. - Ох и красота же волосы у крошки, такие только в наших горах увидишь, - с сильным шотландским выговором объяснила она однажды отцу Ральфу; его забавляла эта неожиданная пылкость: вообще-то Энни отнюдь не питала нежных чувств к детям и соседство школы ей совсем не нравилось. - Полно вам, Энни! Волосы ведь неживые, нельзя же кого-то полюбить только за цвет волос, - поддразнил он. - Ну, она же милая, бедняжечка - есть такие неубереги, сами знаете. Нет, отец Ральф не знал и не стал спрашивать, что это за слово “неубереги”, и не сказал вслух, что оно даже по звучанию своему подходит к Мэгги. Порой не стоит вникать в смысл речей Энни и поощрять ее излишним вниманием; Энни недаром называет себя вещуньей - и вот жалеет девочку, а ему вовсе не хочется услышать, что жалости достойно не столько прошлое Мэгги, сколько будущее. Явился Фрэнк, его все еще трясло после встречи с отцом, и он не знал, куда себя девать. - Пойдем, Мэгги, я сведу тебя на ярмарку, - сказал он и протянул руку. - Может быть, я отведу вас обоих? - И отец Ральф тоже подал ей руку. |
