Работа по дому - женское дело, и все тут. Никто из мужчин, большой или малый, не должен ничего такого касаться. Но каждый вечер, когда Пэдди
отправлялся спать, Фрэнк помогал матери, а Фиа, как настоящая сообщница, нарочно откладывала мытье посуды напоследок, пока не услышит, как в
спальне тяжело шлепнутся на пол сброшенные мужем домашние туфли. Раз уж Пэдди их скинул, больше он в кухню не придет.
Фиа ласково посмотрела на сына.
- Не знаю, что бы я без тебя делала, Фрэнк. Только напрасно ты это. Ведь совсем не отдохнешь до утра.
- Пустяки, мам. Невелик труд вытереть тарелки, не помру. А тебе хоть немножко да легче.
- Это моя работа, Фрэнк. Я не жалуюсь.
- Хоть бы нам когда-нибудь разбогатеть, наняла бы ты себе подмогу.
- Вот уж пустые мечты! - Фиа вытерла кухонным полотенцем мыльные распаренные руки и взялась за поясницу, устало перевела дух. Со смутной
тревогой посмотрела на сына - всякий рабочий человек недоволен своей долей, но в Фрэнке уж слишком кипит горькая обида на судьбу. - Не заносись,
Фрэнк, не воображай о себе лишнего. Такие мысли не доводят до добра. Мы простые люди, труженики, а значит, никогда не разбогатеем и никакой
прислуги в подмогу не заведем. Будь доволен тем, что ты есть и что имеешь. Когда ты так говоришь, это оскорбительно для папы, а он такого не
заслуживает. Ты и сам знаешь. Он не пьет, не играет, он ради нас работает как каторжный. Ни гроша заработанного не тратит на себя. Все - для
нас.
Сын нетерпеливо передернул крепкими плечами, хмурое лицо стало еще мрачней и жестче.
- Да что в этом плохого - хотеть от жизни еще чего-то, чтоб не только весь век гнуть спину? Я хочу, чтоб у тебя была в хозяйстве подмога -
не понимаю, что тут худого.
- Худо, потому что невозможно! Ты же знаешь, у нас нет денег и нельзя тебе учиться дальше, кончить школу, так чем еще ты сможешь
заниматься, если не черной работой? По тому, как ты говоришь, как одет, по твоим рукам сразу видно, что ты просто рабочий человек. Но мозолистые
руки не позор. Знаешь, как говорит папа: у кого руки в мозолях, тот человек честный.
Фрэнк молча пожал плечами. Посуду всю убрали; Фиа достала корзинку с шитьем и села в кресло Пэдди у огня, Фрэнк опять склонился над куклой.
- Бедняжка Мэгги! - сказал он вдруг.
- Почему это?
- Да вот сегодня наши сорвиголовы расправлялись с ее куклой, а она только стоит и плачет, будто весь мир рушится. - Он поглядел на куклу,
волосы снова были на месте. - Агнес! И откуда она такое имя выкопала?
- Наверно, слышала, как я говорила про Агнес Фотис-кью-Смит.
- Я ей тогда отдал куклу, а она заглянула в куклину голову и чуть не померла со страху. Глаз куклиных испугалась, уж не знаю почему.
- Ей всегда чудится то, чего на самом деле нет.
- Жаль, не хватает денег, надо бы малышам подольше учиться в школе. Они у нас такие смышленые.
- Ох, Фрэнк! Знаешь, если бы да кабы... - устало сказала мать. Провела рукой по глазам, одолевая дрожь, и воткнула иглу в клубок серой
шерсти. - Не могу больше. Совсем вымоталась, уже и не вижу толком.
- Иди спать, мам. Я погашу лампы.
- Мне еще надо подбросить дров в печь.
- Я подброшу.
Он встал из-за стола, осторожно уложил изящную фарфоровую куклу на посудный шкаф, за противень, подальше от греха. |