Сам он родился на Маркизских островах, но родители его приплыли из Франции. Отец, итальянец, долго жил на Ривьере, у него там неподалеку от Ниццы было небольшое цветоводство. Политические осложнения и личная вражда вынудили его на рубеже двадцатых-тридцатых годов, в разгар депрессии, бросить арендованную землю. Возвращаться на родину, где заправляли фашисты, он не хотел. Во Франции найти работу не удавалось. Один французский плантатор предложил ему бесплатный проезд до Таити, если он согласится работать на его ванильной плантации. После всевозможных приключений и лишений на островах Общества он попал в конце концов на Маркизский архипелаг. В ту пору правительство на льготных условиях продавало участки тем, кто обязывался их возделывать. Отец Жана с радостью воспользовался долгожданным случаем стать самостоятельным хозяином и добиться достатка.

Благодаря собственному трудолюбию и помощи семьи, которая насчитывала более двенадцати душ, ему удалось возделать немало земли в северной части Нукухивы. Но, хотя он никак не посягал на владения островитян и старался наладить с ними хорошие отношения, те смотрели на приезжих как на врагов и всячески отравляли им существование. А тут еще дети подросли и возникла новая трудность. В долине не хватало места всем. Плантация не могла их прокормить, тем более что старшие сыновья подумывали о том, чтобы обзавестись собственными семьями. Правительство больше не продавало землю в рассрочку; а может быть, уже не оставалось свободной земли. Маркизцы наотрез отказывались уступить свои участки. Эмигрировать на Таити? Или в Европу? Как-то еще устроишься… Они привыкли к маркизским условиям, профессии ни у кого не было. По-французски говорили неуверенно, писать прилично могли только по-маркизски.

Белых женщин не было, и сыновья женились на местных. Казалось бы, это решало проблему пропитания, ведь по маркизскому обычаю родители дают за сыном или дочерью в приданое добрый участок земли. Но в этом случае родители сделали исключение: им не хотелось, чтобы чужаки прочно обосновались. Жану и его братьям пришлось работать на местных землевладельцев.

Так как жена Жана была родом из Таипиваи, он поселился там, нашел себе даже хорошее место на французской плантации. Но товарищи по работе, маркизцы, ополчились на Жана: уж больно он старается, еще начальство, чего доброго, их сочтет лентяями. И попытались выжить Жана, обвинили его в краже. Вот и пришлось, чтобы постоять за себя и дать отпор клеветникам, отправиться в Таиохаэ к единственному на острове жандарму.

Жан то и дело прерывал свою печальную повесть, чтобы справиться у меня о параграфах и постановлениях. На Рароиа и в других частях Французской Океании мне довелось много раз наблюдать споры из-за земли, даже судебные разбирательства, и я смог дать ему кое-какую консультацию. Но в большинстве случаев я, естественно, не знал, что говорит французский закон о замысловатых проблемах, которые волновали Жана. Огорчать своего нового друга мне не хотелось, и я заверил Жана, что он правильно понимает закон. Он заметно приободрился, и постепенно разговор перешел на более веселые темы.

Вдруг Жан воскликнул:

— Хорошо, что вы так быстро приехали, сразу же и осудите этих негодяев.

— Как-как? Осужу?

— Ну да, разве вы не судья? Телеграфист говорил, до губернатора должен приехать судья!

Долго я объяснял бедняге, что и как; наконец недоразумение было устранено, а услышав, что я швед, Жан опять повеселел.

— Шведы — хорошие люди, — сказал он. — Несколько лет назад сюда заходило шведское судно «Альбатрос». Прибывшие на нем ученые захотели подняться на высокогорное плато Товии. Меня наняли проводником и носильщиком. Должно быть, в Швеции богато живут: у всех были замечательные ботинки! Я даже попросил, чтобы мне вместо денег дали ботинки, да лишней пары не оказалось.