С таким же успехом она могла бы спуститься с луны, вместо того чтобы прилететь с другой стороны материка. И все же временами, когда она забывала, что нужно быть холодной и корректной, — временами он ловил в этих затуманенных серых глазах отблеск чего-то такого, что задевало самые потаенные его струны и от чего всякий раз до боли захватывало дух. Еще ни одна женщина никогда не действовала на него так.

От сдерживаемой ярости кровь застучала у него в висках.

— И вы все еще любите его, да? Кто из вас хотел развода? Вы сбежали, надеясь, что он последует за вами? — Сайлас хрипло рассмеялся. — Я все не мог понять, что такая женщина, как вы, может делать в этом месте. Теперь все становится ясно.

Рейн невидящим взглядом уставилась в темноту. Свет прожектора с маяка, появляясь через равные интервалы, освещал вспененную поверхность воды и исчезал где-то в морской дали. Пожалуйста, не надо, Сайлас, умоляла она молча. Ей требовалось время, чтобы прийти в себя, чтобы обрести душевное равновесие.

— Сайлас, прошу вас, вы не правы. Все совсем не так. Я не хочу говорить о Поле, так что вы, пожалуйста, не заставляйте меня…

Пол. Сайлас мысленно проклял это имя. Он потянулся было к ней, но уронил руку. Он оказался слишком настойчивым, но, черт возьми, ему и самому было почему-то неловко. Он никогда не чувствовал ничего подобного ни к одной женщине. Это тревожащее сочетание желания, симпатии и покровительства — как бы все это вместе ни называлось, ему лучше побыстрее от этого избавиться, а не то он в итоге окажется полным идиотом.

— Я провожу вас домой, — спокойно сказал он. — Если я обидел вас, Рейн, извините. Я иногда бываю слишком резок, но, как правило, я стараюсь не совать нос в то, что меня не касается.

Несмотря на собственное отчаяние, Рейн почувствовала нотку недовольства в его голосе и заметила:

— Ах, Сайлас, дело не в вас, а во мне. Наверное, я просто… просто очень сосредоточена на себе. Я не привыкла обсуждать мою личную жизнь с кем-нибудь, и если вас это беспокоит и становится проблемой, то, я думаю, ее следует обойти. Или мне придется уехать.

Притушив искру желания, тлевшую в нем с момента их недавнего поцелуя, Сайлас выехал со стоянки и в угрюмом молчании направился к галерее. Инстинкт всегда был очень важен в его работе. Со времени охоты за наркоманами-перебежчиками в Мексиканском заливе и охоты за айсбергами в составе ледового патруля в Северной Атлантике он научился следовать своему инстинкту. И теперь то же покалывание в ладонях подсказало ему: то, что она держит в себе, во сто крат важнее всего, о чем он узнал с тех пор, как Реба вручила ему ее первое письмо.

— Все хорошо? — заставил он себя спросить, когда они подъехали к гаражу.

— Ну конечно, хорошо, — коротко сказала она. Потом, вздохнув, добавила: — Сайлас, извините, я обычно не такая строптивая. Я очень благодарна вам за то, что вы взяли меня сегодня с собой, и я… я хотела бы, чтобы мы были друзьями.

Флинт бросил на нее скептический взгляд и перегнулся через нее, открывая ей дверцу. Черт с ней, с вежливостью, он просто не настолько контролировал себя сейчас, чтобы помочь ей выйти из машины. Он всегда думал о себе, что он человек действия, — в те редкие минуты, когда он вообще размышлял о себе. Может, сначала следовало действовать, а потом уже разговаривать. У него хотя бы осталась надежда, согревающая мечты.

Однако, криво усмехнулся он, если он так уж размечтается, ему придется установить в комнате противопожарную сигнализацию. Он не чувствовал такого возбуждения со времени учебы в академии.

Сайлас нагнал ее в дверях. Входной свет освещал застывшие худенькие плечи, неестественно напряженную спину. Ему хотелось потрясти ее, поцеловать — что угодно, лишь бы поколебать эту неестественную настороженность.