Как известно, только один раз в истории и только одна страна в мире сумела надежно перекрыть свою сухопутную границу от иноземного проникновения. Так же все грамотные ведают, что как только она перестала это делать, она тут же и рухнула. Называлась эта давно и надежно оклеветанная и без почестей похороненная страна — Советский Союз. Ну да не о ней сейчас речь. Главное, что ни до, ни после такое не удавалось никому. Так вот, в две тысячи тридцатом самый мощный рубеж проникновения в имперскую метрополию по суше пролегал, как и ранее, по границе с Мексикой. Кроме того, ввиду его ненадежности и длинноты, пятнадцатью годками ранее, по законной договоренности с этой же самой Мексикой, на ее южной границе организовался еще один рубеж. Теоретически он оградил всю Северную Америку от проникновения в нее южан, ибо сонмища новых и старых микростран смотрели на богатого северного соседа с еще большим вожделением, чем ранее. Ведь там, на когда‑то заселенной европейцами южноамериканской земле, теперь воцарилась вакханалия: крупные страны развалились, а мелкие передрались между собой. Поскольку время от времени какие‑то миротворческие контингенты делали неосторожные попытки ставить между враждующими коалициями вооруженные заслоны, экспансия во внешнее пространство удавалась не всегда. Однако голод, нищета и зависть — лучшая закваска для закипания ненависти. Последней же надо куда‑то выплескиваться. Если вовне не пущают, то… В общем, одеяло Южной Америки покрылось оспинами войн гражданских. Теперь миротворческих сил просто не хватало на все очаги, тем более что самая демократическая метрополия мира не очень‑то пускала в свою часть света представителей европейских вооруженных Сил, а уж тем паче азиатов.

В этих условиях зона океанского капилляра могла рассматриваться как еще один рубеж — передовая позиция затаившейся пятнадцатью градусами севернее метрополии. Сам модернизированный Панамский канал уже в силу наличия воды представлял естественное препятствие, так что в некоторой мере мог считаться не вполне сухопутной границей. Кроме того, длина его всего‑то восемь десятков километров, так что повторять подвиг Союза ССР не требовалось. Однако…

Там, выше по глобусу, громоздилось небольшое ожерелье опять же не слишком процветающих и тоже достаточно сильно раздираемых противоречиями стран. Но ведь маловероятно, что выходцы из сих успешных рассадников нищеты и злости сильно жаждут попадать в расстеленную южнее клоаку, правильно? Следовательно, наипередовейший погранично‑таможенный рубеж может не перенапрягаться, работая в обе стороны, а использовать принцип диода, то есть ставить блокировки только потоку, направленному на север. Извините, в данном случае, в силу необычайной искривленности Панамского перешейка, даже наоборот, с севера на юг. Но ведь это локальная неувязка географического свойства, общей подачи картины она совершенно не меняет.

Естественно, существует не слишком относящееся к делу обстоятельство. Оно в том, что только уж окончательно сумасшедший или страдающий крайней степенью водобоязни, с морской болезнью в придачу, может надеяться добраться до благостных аризон, нью‑мексик и канзасов, используя только пешеходные тропы. Слишком много, пусть и плохо прикрытых, границ на пути его подошв. А значит пограничники с шевронами самостоятельной страны Панама, но получающие заработную плату в новых североамериканских долларах, могут иногда перекуривать, снимая всегда готовые пальцы с пусковой скобы.

Тем не менее вопрос для “братьев‑освободителей” стоял не в преодолении передового рубежа империализма, а в перекрытии океанского капилляра.