– Вы же новобрачная, – мягко заметила Веспасия. – И у вашего мужа, вероятно, совсем другие намерения на предмет первых недель дома после медового месяца.

– Ах! – Эмили легко вздохнула, но это была лишь мимолетная задержка в полете ее мыслей. – Да ну, мы это как-нибудь обойдем… Я справлюсь. Шарлотта, ты лучше никому про это ничего не говори, но постарайся все разузнать у Томаса. Нам нужно знать все факты.

Сестры не стали задерживаться у дома Веспасии, а распрощались с ней, лишь посмотрев, как она легко поднимается по ступеням к парадной двери, которую перед нею тут же распахнула горничная. Леди Камминг-Гульд прошла внутрь, рассеянно поблагодарив, все еще погруженная в размышления. За долгие годы вдовства она не раз выступала против разных социальных зол – и наслаждалась этими сражениями, и была готова идти на риск. Что же до всех остальных, ее не слишком сильно заботило их мнение, если сама она считала, что борется за правое дело. Правда, это не означало, что ее не волновала потеря друзей или их негативное отношение к ее действиям.

Но сейчас ее мысли занимала Эмили. Та была гораздо более уязвима, и дело было не только в чувствах ее молодого мужа, который вполне мог ожидать от нее более светского, более чинного и благопристойного поведения, но также и подчинения капризам общества, которое любило новшества в моде, нечто, чем можно было любоваться и восхищаться, о чем шептаться, – но ненавидело все, что угрожало разрушить установившийся порядок и повредить стабильности исключительно комфортабельной и привычной жизни его членов.

Здесь было легко жить и не думать о бесчисленных несчастных людях, у которых не было ни теплого крова, ни чистого, без гнусной вони и грязи, дома, в котором они могли бы пребывать в полной безопасности и достаточной уединенности от окружающего мира.

Клеменси Шоу, должно быть, была весьма необычной женщиной, чтобы озаботиться судьбой людей, живущих в съемных квартирках в трущобах. По сути дела, примечательным являлся даже сам тот факт, что ей было известно об их существовании. Большинство женщин из хороших семей знали только то, что им говорили, или то, что можно было прочесть в газетах или журналах, считавшихся подходящими для их чтения. Шарлотта и сама не имела об этом ни малейшего представления, пока Томас не познакомил ее с некоторыми острыми проблемами совершенно иного для нее мира, – и вначале она даже возненавидела его за это.

А потом она начала злиться и негодовать. В этом происшествии была какая-то злобная ирония судьбы – то, что Клеменси Шоу убили и при этом сожгли ее дом. И теперь Шарлотта была твердо намерена выяснить, кто это сделал, и предъявить его обществу вместе с его жадностью и прочими гнусными мотивами, что им двигали. Если жизнь Клеменси Шоу не смогла привлечь внимание к этому злу, к мерзости владельцев трущоб, наживающихся на этом грязном деле, значит, Шарлотте следует использовать все средства, чтобы это сделала ее смерть.

Ее молодой муж был уже дома, что она сразу же поняла по присутствию его лакея, который открыл ей дверь. Если бы Джек куда-то уехал, Артур уехал бы вместе с ним.

Эмили толчком распахнула двери в гостиную и совершила абсолютно театральный вход.

Джек сидел у камина, перед ним на низком столике стоял поднос с чайным сервизом. Ноги он положил на табурет. Печенье и сдобные лепешки с подноса уже исчезли, там одиноко лежал лишь кусочек сливочного масла.

Он тепло улыбнулся, заслышав ее шаги, и галантно встал. Потом, увидев выражение ее лица, спросил озабоченно:

– Эмили, в чем дело? Что-то случилось с Шарлоттой? Она заболела? Или Томас…

– Нет-нет, ничего такого.

Она бросилась ему в объятия и прижалась головкой к его плечу, отчасти для того, чтобы он не видел выражения ее глаз. Эмили не была до конца уверена, насколько успешно ей удастся провести мужа.