– Куда ты пойдешь отсюда? – спросил Джек, когда они пробирались сквозь листву.

Вдоль обочины стояли горшки с разнообразной зеленью – от гевей и огромных папоротников до маленьких королевских пальм. На переднем плане бушевало разноцветье красок – красных, желтых, синих, пурпурных, – а за ними, еле просвечиваясь сквозь запотевшее стекло, лежал ярко‑зеленый кусочек влажных джунглей.

На прошлой неделе Кейт сорвала бы несколько цветов для квартиры, но только не сегодня… у нее было не то настроение, чтобы заниматься цветами.

– Через два года, когда Лиззи кончит колледж, я все расскажу детям и Рону. После этого новости быстро дойдут до моих пациентов, и ты понимаешь, что начнется. Добрая часть их отшатнется от меня. Трентон, может быть, и столица штата, но по сути это маленький городок. Люди решат, что им не стоит поручать своих детей, особенно девочек, педиатру‑лесбиянке. Тем более, что в том же заведении есть еще пять нормальных врачей. И к тому же мои коллеги вряд ли обрадуются.

– Так переезжай в Нью‑Йорк, – сказал Джек, кладя ей руку на плечо. – Тут есть масса детей, родителей которых не волнует, как ты проводишь свое свободное время. Здорово будет жить рядом с тобой.

Она прислонилась к нему:

– Ты не представляешь, как я ценю возможность вот так поговорить с тобой. Прости, что так все получилось. Пойми меня: любовь, которая не осмеливалась заявить о себе, невозможно заставить замолчать. Но я так долго все таила в себе, что сейчас чувствую себя… такой одинокой.

– Но ведь у вас с Жаннет должны быть друзья. Я знаю, что тут есть большое сообщество геев…

– Да, но я сорокачетырехлетняя баба, которая не вписывается в их компанию. Рядом с юными лесбиянками, с девицами двадцати с чем‑то лет, которые еще подростками занимались этим, я чувствую себя отверженной, парией. Они считают, что мы не из их компании, и всем, кому это не нравится, говорят: а пошел ты на…

– Куда? – улыбнулся Джек. Ты сказала: «Пошел на…»

– Мне всегда было трудно произносить эти слова.

– Потому что ты нормальный человек. И всегда была им.

Кейт вздохнула. Это правда. Она не выносила ругательств.

– Во многих смыслах я и остаюсь нормальным человеком. Нормальная лесбиянка – можешь ты представить такое? Ходячая нелепица, оксюморон. Родилась нормальной, и обречена на смерть из‑за своей убийственной нормальности. Я всегда старалась быть хорошим примером – для тебя, когда ты рос, а потом для Кевина и Лиз.

– Что у тебя и получалось, – мягко сказал он. – И вижу, что и сейчас получается.

– Я не хочу ни менять мир, ни вступать в какое‑то движение. Просто я хочу быть сама собой. Мне понадобилось так много времени и стараний, чтобы понять это, что сейчас я хочу только расслабиться и отдохнуть. И пока рядом есть Жаннет, меня совершенно не волнует, что думают другие. Мы уже не в том возрасте, чтобы красоваться в гей‑клубах; мы лишь раз как‑то выбрались пообедать, но большей частью мы сами готовим и радуемся возможности побыть наедине.

– Когда не приходится специально одеваться и выбираться в город, чувствуя себя как в фильме с Марлоном Брандо «Дикарь»?

– Чувствовать себя симпатичной лесбиянкой – этого более чем достаточно в моем наборе отклонений.

– Кончай говорить о своих отклонениях.

– Я имею в виду несоответствия норме. Это то, чем мы, ненормальные, занимаемся.

– Тут уж с твоими эмоциями ничего не поделаешь. Но если ты никому не приносишь вреда…

– По крайней мере, пока этого не случалось. Но когда наконец я все расскажу… кто знает? – Кейт покачала головой.