Это дешевый способ вызвать аплодисменты, нисколько не приблизившись к подлинному величию. Я – сторонник классического искусства, французских традиций XVIII века. Чистота стиля, прямая конфронтация с «железным кругом» – вот что важно. Бой должен быть настоящим, иначе о победе и речи быть не может.
Но признаюсь: не буду удовлетворен до тех пор, пока не сумею поймать этот последний шар.
Он постоянно со мной, я чувствую его в себе. Что-то подсказывает мне, что в один прекрасный день я принесу своей родине победу. Вы, конечно, знаете, что Франции принадлежит Нобелевских премий за заслуги в артистической области больше, чем любой другой стране.
– В настоящий момент вы, конечно, непревзойденная величина, – сказал его спутник, который слишком любил всяческие проявления человеческого величия, для того чтобы придавать значение их национальной принадлежности.
Француз вздохнул. Слова «в настоящий момент» звучали с оттенком жестокости, пробуждавшим постоянно живущую в сердце каждого артиста боязнь увидеть однажды, как на этой земле вдруг появляется кто-то, чтобы с триумфом исполнить еще более совершенный номер на глазах благодарной, охваченной восторгом толпы. Даже Наполеон был свергнут с престола, Превосходство, мастерство, одержимость – явления преходящие и ненадежные; стремление стать самым великим – тщетно: величие всегда держится на волоске. Как приятно было бы быть человеком, принадлежи ты к иной, высшей его разновидности, – подумал Чарли Кун, не без братской симпатии глядя на спутника.
– Думаю, сегодня я снова попытаюсь, – сказал француз. – Видите ли, одна из моих навязчивых идей заключается в том, что, может быть, мне удастся-таки исполнить этот необыкновенный номер наедине с собой, но вдруг я не смогу повторить его на зрителях. Вы же знаете, как люди недоверчивы. Все и всегда им нужно увидеть своими глазами.
– Когда-нибудь вы исполните свой номер, уверяю вас, – сказал Чарли Кун. – В вас это есть, я чувствую.
Месье Антуан мрачным взглядом скользнул по глыбам черной лавы, зарослям кактусов; пристально всмотрелся в вулкан, снежная вершина которого собачьей головой вырисовывалась на фоне неба.
И вот он сочувственно выслушивал откровения французского жонглера, который чуть ли не нараспев рассказывал историю своих взлетов и падений. Признания человека, одержимого мечтой о совершенстве, доведенном до абсолюта, – подобное ему доводилось слышать тысячи раз. Жонглеры особенно подвержены приступам отчаяния, так как не могут не поддаться искушению пойти в своей работе дальше, а еще потому, что все свое время посвящают изобретению новых вариантов, изменений, которые они могли бы внести в свой номер. Занимаясь ремеслом, требующим совершенного хладнокровия, живут они постоянно на нервах.
Южный акцент француза, пафос, звучавший в его голосе, негодующее выражение лица в моменты признаний о своих поражениях в долгой борьбе с «железным кругом» границ человеческих возможностей придавали его речам характер несколько комический; однако те, кто беспрестанно отдает людям лучшую часть самого себя, заслуживают снисхождения. Время от времени Чарли Кун нетерпеливо посматривал на часы. Путь из аэропорта в столицу был долгим; ехать оставалось еще по меньшей мере полчаса, а он очень спешил. У него были важные новости, предназначенные для того, кто в некоторой мере был его патроном: именно Альмайо кредитовал его в свое время, помог построить здание в тринадцать этажей на Сансет-бульваре в Беверли-хиллз, именно ему в настоящее время принадлежали семьдесят пять процентов акций агентства Куна. Его нередко критиковали за связь с диктатором; не постеснялись даже намекать на то, что «искатель талантов» снабжал ненасытного в отношении женщин генерала начинающими актрисами. |