— Хорошо, — сказал Иоэль. — Хорошо-хорошо. Только по одному, пожалуйста. Еще немного, и я займусь тобой.

И отвез Нету в школу. Дорогой они не обмолвились ни единым словом о встрече на кухне около двух часов ночи: козий сыр, острые черные маслины, душистый чай с мятой — и деликатное молчание, никем из них ни разу не нарушенное. Все это продолжалось около получаса, пока Иоэль не вернулся к себе в комнату…

На обратном пути он заехал в торговый центр и по просьбе тещи купил для нее лимонный шампунь и литературный журнал. Вернувшись домой, по телефону записал мать на прием к гинекологу. А затем, захватив простыню, книгу, газету, очки, транзистор, крем для загара, две отвертки и стакан сидра со льдом, вышел в палисадник поваляться в гамаке. По профессиональной привычке заметил он уголком глаза, что азиатская красавица, домработница из соседнего дома, уже не несет покупки в тяжелых сумках, а катит решетчатую тележку на колесиках. «И как не додумались до этого раньше? — подумал он. — Почему мы всегда спохватываемся так поздно?» И ответил себе словами, которые обычно повторяла его мать: «Лучше поздно, чем никогда». Лежа в гамаке, размышлял он над этим афоризмом и не нашел в нем никакой логической ошибки. Однако чувство покоя улетучилось. Оставив все, он поднялся и пошел к матери, в ее комнату. Залитая утренним светом, радующая глаз чистотой и порядком, комната была пуста. Мать свою он нашел на кухне. Лиза и Авигайль все еще сидели плечо и, оживленно беседуя, чистили овощи для супа. Когда он вошел, бабушки неожиданно замолчали. И вновь показалось, что они похожи, как две сестры, хотя он знал наверняка, что нет между ними никакого сходства. Авигайль повернула к нему лицо славянской крестьянки, круглое, ясное, с высокими, почти татарскими скулами. Ее голубые молодые глаза были полны всеобъемлющей доброты и безусловной готовности к жертве. А вот мать его напоминала, намокшую, нахохленную птицу. В своем старом коричневом платье, с землистым лицом и поджатыми губами, она вся была воплощением горькой обиды.

— Ну, как ты себя чувствуешь?

Молчание.

— Тебе немного лучше? Я записал тебя к доктору Литвину. На четверг, на два часа. — Молчание. — А Нета прибыла к самому звонку. Я проскочил два светофора, чтобы успеть вовремя.

— Ты обидел свою мать, Иоэль, — заговорила Авигайль, — а теперь стараешься загладить вину. Но слишком поздно и слишком мало. Мать твоя — человек чувствительный и не очень здоровый. Похоже, одного несчастья тебе недостаточно. Подумай хорошенько, Иоэль. Пока не поздно. Подумай хорошенько, и, может быть, ты постараешься вести себя иначе.

— Что за вопрос, — сказал Иоэль. — Разумеется.

— Вот. Ты весь в этом. Хладнокровный. Ироничный. Сохраняющий полное самообладание. Именно этим ты ее и прикончил. И так ты похоронишь всех нас, одного за другим.

— Авигайль… — только и произнес Иоэль.

— Ступай-ступай! — теща уже не могла остановиться. — Я ведь вижу, что ты торопишься. Рука твоя уже на ручке двери. Не опаздывай из-за нас. А она тебя любила. Может, ты этого не заметил, или тебя забыли известить, но она любила тебя все эти годы. До самого конца. Простила тебе даже трагедию Неты. Все тебе прощала. Но ты был занят. Ты не виноват. Просто у тебя не было времени. И поэтому ты не обращал внимания ни на нее, ни на ее любовь, пока не стало слишком поздно. Вот и теперь ты спешишь. Ну и ступай себе. Что тебе делать в этом доме престарелых? Иди. К обеду вернешься?

— Может быть, — обронил Иоэль. — Может быть. Не знаю. Посмотрим.

Внезапно его мать нарушила молчание.