— Ты ужинал? — спросила она немного погодя.

Томас не смог вспомнить. Да, утром он вроде что-то ел еще до того, как спешно прибыл курьер с ужасной вестью. Нет, сейчас он не сможет есть. Еще одного бренди будет достаточно. Изабелла не вняла его словам, сама убрала со стола и отнесла поднос на кухню. Она вернулась с сытным бифштексом и бутылкой красного вина в придачу. Ради нее Томас заставил себя съесть бифштекс, хотя она видела — он даже не обращал внимания на то, что ест. Однако еда и вино подкрепили его.

И Томас прерывающимся голосом стал рассказывать, как случилась эта трагедия.

— В Йорке мне надо было провести несколько дней, после чего я собирался вернуться домой, но неожиданно возникло еще одно дело и пришлось задержаться. Поздно вечером Кэти услышала скрип колес и подумала, что я вернулся. Она выбежала из дома и тут же попала под колеса телеги, в ней сидел пьяный рабочий, вернувшийся после доставки мебели. По ужасной иронии судьбы я однажды чуть не уволил этого парня за то, что он разбил ценное зеркало. Но я дал ему еще один шанс. — Из груди Томаса вырвались громкие рыдания. — Я во всем виноват.

Неукротимое горе снова навалилось на него. Изабелла больше и в мыслях не допускала, чтобы он мог провести эту ночь на чердаке конюшни среди незнакомых людей.

— Томас, пойдем ко мне, — твердо сказала она. — Там стоит такая широкая кровать, что в ней могут спать четыре человека. Ты сможешь спать с одной стороны, я расположусь с другой.

Опустив занавеску на всю длину постели с четырьмя столбиками, она отгородилась в одной стороне комнаты и разделась, а он снял верхнюю одежду, оставшись по другую сторону. Изабелла легла первой, затем Томас поднял занавеску, находившуюся ближе к нему, и в рубашке и хлопчатобумажном нижнем белье скользнул под простыни. Изабелла была права — еще два человека могли расположиться между ними.

— Спокойной ночи, Изабелла, — сказал Томас, придвинулся и поцеловал ее в лоб, затем отвернулся, лег на правую сторону и опустил голову на подушку.

— Спокойной ночи, Томас, — ответила она. Взяв щипцы для снятия нагара, она погасила свечу у постели, и через занавески на окне проник одинокий луч света от луны. Она подумала, что сможет спать хорошо, потому что устала и телом и душой. Нервная усталость от горестного плача сказалась, и Изабелла уже погружалась в забытье.

Изабелла не знала, почему проснулась. Луна уже светила под другим углом, и она подумала, что прошло не меньше двух или трех часов. Оглядевшись, Изабелла увидела, что Томас сидит на кровати спиной к ней, опустив ноги на пол и обхватив голову руками. Он сидел молча, но его поза выражала безутешное горе и безысходное отчаяние. Она медленно села.

— Мой дорогой, милый друг, — тихо сказала Изабелла. Томас опустил руки и посмотрел на нее, его лицо выражало такие муки, что казалось, будто он надел театральную маску трагика. Ее сердце готово было разорваться от сочувствия к нему. — Ты не спал?

Он покачал головой и заговорил с трудом:

— Стоит только закрыть глаза, и я вижу дочурку, слышу ее голос и смех. Однако этот луч света погас навсегда…

Изабелла ничего не ответила. Она протянула руки к нему. Томас перебрался через широкую кровать и опустил голову ей на грудь. Изабелла прижала его к себе, утешала нежными словами, даже не помня, что говорит. И уже совсем ни о чем не думая, она позволила ему овладеть собой на этой теплой и мягкой постели. Они не проронили ни слова, они отлично понимали друг друга без слов. После этого Томас заснул в ее объятиях.

Рано утром они расстались во дворе постоялого двора — он направился в Лондон, она продолжила путь на север. Никто из них никогда не скажет ни слова о том, что случилось между ними.