Артём сложил ладони в молитвенном жесте:

— Пожалуйста, не упоминай это имя и слово “балерина” в одном контексте! А если серьёзно… ну представь, что по сцене будут порхать виллисы с подпрыгивающими, как мячики, огромными сиськами! Душераздирающее зрелище!

— Виллисы? — Милка сморщила нос. — Кто это?

— Ой, всё, — страдальчески промычал Павел, не отрывая лица от подушки. — Тёмыч, заканчивай ликбез.

— Нет, подожди, я ещё спросить хотела, — возразила девушка.

— Мне уже страшно, впервые на моей памяти Мила искренне заинтересовалась балетом! — с комическим ужасом констатировал Артём.

— Если бы балетом… Ты ещё не знаешь, что она сейчас спросит. Давай, Мил, не разочаруй нас, — подбодрил Павел.

И она не разочаровала!

— Мальчики, а у вас во время танцев с партнёршами… встаёт?

— А-а-а-а!.. — раздался рёв из глубины подушки, а Артём, театрально закатив глаза и приложив ладонь ко лбу, сполз по дверному косяку на пол.

— Нет, ну правда… — Милку нельзя было смутить решительно ничем. — Вы же трогаете их по-всякому за разные места, обнимаете, прижимаете к себе… Неужели не хочется? А если хочется, то как вы это контролируете? У вас же такие обтягивающие колготки, всё на виду.

— Трико!!! — заорали хором Павел и Артём.

— Да какая разница, пусть будет трико. И всё-таки… что вы делаете в таких случаях? — не унималась Мила.

— Видишь ли, радость моя, — откашлявшись, первым пришёл в себя Артём, — есть такая специальная штука, которую мы надеваем под трико…

— Стринги? — понятливо спросила Мила.

— Нет, не стринги. Это бесшовный бандаж. Он защищает нас от нечаянных ударов партнёрши в пах во время выступления и заодно визуально выравнивает всё, что… хм… выступает.

— Тём, вали уже! — взвыл Павел. — На утренний класс опоздаешь! А то вы сейчас с ней тут до такого договоритесь, я чувствую…

— Ну ладно, — Артём невинно заморгал. — И правда, побегу. Счастливо оставаться, дети мои. Предохраняйтесь!

— Пошёл ты… — Павел нашарил подушку и, прицелившись, запустил её в сторону друга, но Артём уже успел выскочить за дверь.

=26

Милка сидела за кухонным столом — всё ещё сонная, чуточку припухшая, лохматая — и с удовольствием уплетала яичницу с жареными сосисками. Понаблюдав, с каким аппетитом она ест, Павел переложил ей на тарелку половину своей порции: он сам почему-то совершенно не чувствовал голода.

Вчера он был зол на неё, поэтому не особо рассматривал. Сейчас же, вглядываясь в её лицо, он невольно отмечал произошедшие с Милкой перемены. Сколько они не виделись? Месяц, два?.. Она сменила причёску и цвет волос. Похудела, скорее даже осунулась. Несмотря ни на что, он почувствовал, что отчаянно скучал по ней. Мила раздражала его до трясучки, но без неё ему всё-таки было плохо. Вот такой парадокс…

— Я замуж выхожу, Паш, — сообщила Милка, макая сосиску в совершенно невкусную, по мнению Павла, смесь из кетчупа, горчицы и майонеза.

— И кто этот бедняга? — моментально откликнулся он, потянувшись за чашками для кофе.