— А ничего и не было, идиот, — невнятно пробурчал Павел, чувствуя близость горячего чужого тела и моментально вспомнив, что рядом с ним (слишком рядом, прижавшись вплотную и бесцеремонно закинув на него свою голую ногу) спит Мила. Он завозился, пытаясь отодвинуться, и перекатился на бок, чтобы не смущать девушку естественным утренним состоянием некой части своего тела. Впрочем, когда это Милку можно было чем-то смутить?!

— Не шифруйся, я уже всё засекла, — пробормотала она сонно, — и сочла за комплимент…

— Дура, — беззлобно отозвался Павел. — При чём тут ты? Это нормальная мужская реакция на внешнюю стимуляцию. Ты бы ещё сверху на меня улеглась!

— Кхм-кхм, — прокашлялся Артём, привлекая к себе внимание. — Вы закончили свою воркотню, голубки?

Павел приоткрыл один глаз и снизу вверх взглянул на друга, стоящего в дверях его комнаты.

— Да, Тём, чего хотел-то?

— Ты на утренний класс идёшь? Уже половина десятого, мне тебя ждать?

— Н-нет, — с небольшой заминкой откликнулся Павел. — Хочу отоспаться. Я же вечером снова Принца танцую… И телефон новый надо купить, а то как-то хреново без связи. К трём часам подскочу.

Сорокапятиминутные хореографические классы в театре были обязательны к посещению; единственными, кто изредка мог позволить себе роскошь прогулять, были примы, премьеры и ведущие солисты — особенно если спектакль, где они были задействованы, давался несколько вечеров подряд.

Вообще-то обычно Павел не пропускал утренние хореографические занятия, поскольку всей душой любил их, но сегодня ему хотелось спокойно поговорить с Милой. Вчера они практически не пообщались — так, перекинулись парой дежурных фраз ни о чём… А ведь что-то у неё всё-таки случилось. Ради чего-то она всё же приехала к нему и терпеливо дожидалась, сидя несколько часов на полу в подъезде.

— Ну ладно, — Артём пожал плечами, — побегу тогда. Завтрак там на плите… я на вас обоих приготовил. Надеюсь, хватит.

— Ты святой человек, Тёмочка, — протянула Мила, сладко потягиваясь.

— К сожалению, не могу сказать того же о тебе, душа моя, — подмигнул он. — Хоть бы ляжки прикрыла.

— Ох, можно подумать, ты мои голые ноги первый раз в жизни видишь! — засмеялась она.

— Не в первый, — признал Артём. — И не только ноги. Сиськами тоже приходилось любоваться. Ничего так сиськи. Зачётные!

— Чего ты врёшь?! — вяло возмутилась Милка, приподнимая голову. — Вот грудь я тебе точно никогда не показывала. Если только ты не подсматривал за мной в душе, грязный извращенец!

— И правда, Тём, когда это ты успел? — подал голос Павел.

— Ага, занервничал?.. Саечка за испуг! — заржал Артём. — Да было дело, Милка как-то полотенце забыла и промчалась из ванной в комнату в одних труселях.

— Господи, да что ты там рассмотреть-то успел за пару секунд? Точно извращенец, — подколол его Павел.

— Как что? Хорошую такую, симпатичную “двоечку”. Хоть сам я предпочитаю формы попышнее, но уважаю твой вкус…

— Заткнись, — простонал Павел, снова зарываясь лицом в подушку. — Господи, и как тебе не надоело, а?

— Слушайте, мальчики, — оживилась вдруг Милка, — а правда, что балерины утягивают грудь эластичным бинтом?

— А тебя это, к примеру, почему заинтересовало? — озадачился Артём.

— Так любопытно же! Я не могу вспомнить ни одной грудастой балерины… ну, кроме Волочковой, пожалуй.

Артём сложил ладони в молитвенном жесте:

— Пожалуйста, не упоминай это имя и слово “балерина” в одном контексте! А если серьёзно… ну представь, что по сцене будут порхать виллисы с подпрыгивающими, как мячики, огромными сиськами! Душераздирающее зрелище!

— Виллисы? — Милка сморщила нос.