— Ты голодна. Через полчаса мы приземлимся.

Теперь мы понимали друг друга. Его глаза говорили: «Прости меня. Научи меня этому. Ты единственная, кто может меня научить».

Сердце мое подскочило и ответило:

«Просто верь мне и никогда не сомневайся. Это все, что от тебя нужно».

Было и нечто большее. Я не могла облечь это в слова, но видела, что он осознал все без слов. Между нами возникло полное понимание и согласие, по крайней мере, в этот расколотый миг. Мое сердце сжалось в груди, к щекам прихлынула жаркая волна. Что бы ни означало понятие «падший», Джафримель любил меня. Я получила достаточно доказательств. Остальное могло подождать.

Я кивнула на меч:

— Спасибо тебе за ножны.

В моем хриплом голосе вновь зазвучали медовые и золотые нотки.

Он прекрасно знал, что я благодарю не только за это, и вознаградил меня слабой улыбкой. Затем потянулся, открыл металлическую стасис-камеру, достал что-то небольшое, но явно увесистое, шагнул вперед и протянул мне. Чтобы принять подношение, мне пришлось положить меч на пол.

— Маленький подарок для моей возлюбленной.

Он скрылся за переборкой, а я ощутила в руках знакомый вес. Обсидиановая статуэтка, мягко светившаяся под слоем нагара от пламени, уничтожившего наш дом. Сидящая женщина с гордой львиной головой, над которой сверкал незапятнанный гарью золотой диск. Я могла отследить потоки демонической энергии, потраченной Джафримелем на восстановление нарушенных пламенем молекулярных связей. Это было невообразимо. Мощь и точность, восстановившие гладкий обсидиан. Феноменальная мощь и нечеловеческая точность.

Все это для меня. Единственный, самый главный подарок, и Джафримель знал, как этот дар преподнести. Его сила. Горячие слезы лились по моим щекам. Как же неверно я судила о нем. Так же, как он обо мне.

Глава 41

Лукас в рваной рубашке, задубевшей от крови, обмяк в кресле. В иллюминаторы лился свет. Я отбросила волосы назад, заправила их за уши и присмотрелась к нему.

Выглядел он ужасно: сухопарый, тощий, весь в грязи и кровавой коросте. Свою шестидесятиваттную плазменную пушку он держал на коленях, прислонившись щекой к направленному вверх гладкому черному стволу, а ноги, обтянутые изорванными джинсами, вытянул вперед. Хотя бы сапоги на нем уцелели. Желтые глаза под полуопущенными веками смотрели вдаль, и в них угадывалось чувство, исследовать которое мне не хотелось: смесь ярости и удовлетворения.

Я подвинулась ближе к нему. Наш летательный аппарат был вместительным, но узким, с круглыми, как у военного транспорта, бортовыми иллюминаторами. Не знаю, где Лукас его раздобыл, но самолет уносил нас прочь от демилитаризованной зоны Сараево, а все прочее меня не заботило.

Маккинли с Джафримелем тихонько совещались впереди, в кабине пилота (аппарат был таким старым, что у него имелась настоящая кабина, отделенная от салона), а Ванн стоял у входа в нее, сложив руки на груди.

Он сердито смотрел на Лукаса. Все его коричневое лицо покрывали ужасные синяки, один глаз был перевязан.

Узнавать подробности того, что с ним случилось, мне не хотелось.

Человеческого запаха в салоне я не чувствовала. Агенты пахли сухой корицей с легким демоническим оттенком, Лукас — небытием и засохшей кровью, а мы с Джафримелем... ну, от нас исходил запах демона. Как и должно быть.

Я откинулась на спинку сиденья, поставив катану между коленей.

«Мой клинок может уязвить дьявола. Боги, дайте мне силы в следующий раз. Уверена, что он настанет, этот следующий раз».

— На кого ты работаешь на самом деле, Лукас? — тихо спросила я.

Он пожал плечами, его веки опустились еще ниже.

— На тебя, — прозвучал слабый шепот. — С Новой Праги. Меня наняли, чтобы встретить тебя и присмотреть за тобой. Плата, надеюсь, двойная.