«Наконец-то!» — подумал Дзержинский. Теперь, когда армия Колчака с тяжелыми потерями отступила за Урал, он не собирался гнить в сибирской тайге и тонуть на обреченном адмиральском корабле, а хотел одного: как можно скорее увидать мальчишку и — с кольцом иль без него — бежать в Москву, в свои уютные лубянские подземелья, и там пересидеть бой Деникина с большевиками, а далее, в зависимости от того, чья возьмет, примазаться к победителю и заставить его служить своим целям.

Колчаковский адъютант ввел мальчика; Феликс Эдмундович впился в него глазами. Это был мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати на вид, светловолосый, красивый, крепкий; если и было сходство с Алексеем, то лишь самое отдаленное. «Как же этот маленький негодяй собирается выкручиваться? — недоумевал Дзержинский. — Впрочем, не все ли равно!» Кольцо, кольцо на пальце правой руки, как две капли воды похожее на дягилевское, только меньше размером! (Дзержинский, в отличие от Ленина, ни разу еще не видел и не держал в руках настоящего волшебного кольца.)

— Ну что, мой юный друг? — спросил Колчак, обращаясь к мальчишке. Он явно избегал называть его именем, на которое тот претендовал. — Вы узнаете этого господина?

Парень, в свою очередь, внимательно посмотрел на Дзержинского. Он играл свою роль неплохо: сперва как будто оробел, потом лицо его сделалось взволнованным; наконец он ответил:

— Да, я его очень хорошо помню. Я знаю его. Он подошел к Дзержинскому и схватил его руку,

весьма правдоподобно изображая радость от встречи со старым знакомым; однако имени «старого знакомого» не назвал и, похоже, не мог объяснить, кем ему приходится этот «знакомый». Достаточно было задать один вопрос, чтобы разоблачить самозванца, и Колчак, похоже, собирался задать его; но Феликс Эдмундович не хотел допустить разоблачения до того, как узнает все о кольце. Он сказал поспешно:

— Будьте добры, мой юный друг... Могу я взглянуть на ваше кольцо?

— На что оно вам? — с искренним недоумением спросил самозванец. — Вот медальон с волосами моей матушки...

— Кольцо, пожалуйста.

Пожав плечами, мальчишка снял кольцо с пальца и подал Дзержинскому. Тот дрожащими руками взял его, прочел надпись на внутренней стороне; это было ОНО... «Неисповедимы пути твои, Господи!» — подумал Феликс Эдмундович.

Колчак смотрел на обоих недоуменно и хмурился: он явно не понимал, почему воспитатель, знавший мальчика всю его сознательную жизнь, не может сразу сказать, тот ли это мальчик, а намеревается опознавать его по какому-то украшению... Дзержинский с быстротою молнии начал соображать, что делать дальше. «Сказать Колчаку, что это самозванец... Кольцо как будто машинально опустить к себе в карман — кому какое дело до побрякушки самозванца? Но это может показаться адмиралу странным... Он и так уже что-то заподозрил... Вдруг он прикажет своим офицерам меня арестовать?! Нет; нужно выиграть время для размышлений... Колчак сейчас должен ехать в дивизию, ему не до нас... А с парнем я разберусь наедине...» Он протянул кольцо мальчишке — тот тотчас его снова надел на палец — и произнес голосом, полным печали:

— Несколько похожее кольцо было у государыни; оно вызвало во мне воспоминания... Что же касается нашего юного друга, я еще не вполне уверен...

— Неужели? — удивился Колчак.

— Сами понимаете, прошло много времени, а мальчики в этом возрасте меняются очень быстро; и такие ужасные потрясения... Вы позволите нам с нашим юным другом побеседовать наедине?

— Как вам будет угодно, — сухо и с заметным недовольством ответил адмирал. — Сейчас мой адъютант отведет вас в офицерскую столовую, и вы сможете позавтракать, а потом вам предоставят уединенное место для беседы. Я же сию минуту уезжаю в дивизию; завтра вернусь.