Изменить размер шрифта - +
Да что торговля! Какая она ни будь, а если нынче из выручки тысячу, завтра две, да так постепенно выгребать, много ли барыша останется? А тут самим платить приходится; а денег нет, вот отчего и тоска, и уж такого легкого духу нет, чтоб тебя погулять манило.

Мавра Тарасовна. А много ль Амос Панфилыч на себя забрал из выручки-то?

Филицата. Говорят, тысяч двадцать пять в короткое время.

Мавра Тарасовна. Ну, что ж, миленькая, пущай, мы люди богатые, только один сын у меня; в кого ж и жить-то?

Филицата. Да что уж! Только б быть здоровыми.

Мавра Тарасовна. Еще чего не знаешь ли? Так уж говори кстати, благо начали.

Филицата. Платона даром обидели, вот что! Он хозяйскую пользу соблюдал и такие книги писал, что в них все одно что в зеркале, сейчас видно, кто и как сплутовал. За то и возненавидели.

Мавра Тарасовна. Конечно, такие люди дороги; а коли грубит, так ведь одного дня терпеть нельзя.

Филицата. Ваше дело, мы судить не смеем.

Проходят. С другой стороны входят Барабошев и Мухояров.

 

 

 

Барабошев, Мухояров.

Барабошев. Почему такое, Никандра, у нас в кассе деньги не в должном количестве?

Мухояров. Такая выручка, Амос Панфилыч, ничего не поделаешь.

Барабошев. Мне нужно тысячи две на мои удовольствия, и вдруг сюрприз.

Мухояров. Уплаты были, сроки подошли.

Барабошев. А как, братец, наш портфель?

Мухояров. Портфель полнехонек, гербовой бумаги очень достаточно.

Барабошев. В таком разе дисконтируй!

Мухояров. Где прикажете?

Барабошев. Никандра, ты меня удивляешь. Ступай, братец, по Ильинке, налево один банк, направо другой.

Мухояров. Да-с, это точно-с. Вот если б вы сказали: ступай по Ильинке, налево один трактир, дальше – другой, в одном спроси полуторный, в другом порцию солянки закажи; так это осуществить можно-с. А ежели заходить в банки, так это один моцион, больше ничего-с; хоть налево заходи, хоть направо, ни копейки за наши векселя не дадут.

Барабошев. Но мой бланк чего-нибудь стоит?

Мухояров. Еще хуже-с.

Барабошев. Значит, я тебя буду учить, коли ты настоящего не понимаешь. Нужны деньги, процентов не жалей, дисконтируй в частных руках, у интересантов.

Мухояров. Все это мне давно известно-с! Но в частных руках полторы копейки в месяц за хорошие-с.

Барабошев. А за наши?

Мухояров. Ни копейки-с.

Барабошев. Получение предвидится?

Мухояров. Получения много, только получить ничего нельзя-с.

Барабошев. А платежи?

Мухояров. А платежи завтрашнего числа, и послезавтра, и еще через неделю.

Барабошев. Какая сумма?

Мухояров. Тысяч более тридцати-с.

Барабошев. Постой, постой! Ты, братец, должен осторожнее. Ты меня убил. (Садится на скамейку.)

Мухояров. У Мавры Тарасовны деньги свободные-с.

Барабошев. Но у нее у сундука замок очень туг.

Мухояров. Приидите, поклонимся.

Барабошев. Она любит, чтоб ей вприсядку кланялись, до сырой земли.

Мухояров. И ничего не зазорно-с, потому родительница.

Барабошев. Хрящи-то у меня срослись, гибкости, братец, прежней в себе не нахожу.

Мухояров. Оно точно-с, выделывать эти самые па довольно затруднительно, – но, при всем том, обойтись без них никак невозможно-с.

Барабошев. Поклоны-то поклонами, эту эпитимию мы выдержим, но для убеждения нужна и словесность.

Мухояров. За словесностью остановки не будет, потому как у вас на это дар свыше. Пущайте против маменьки аллегорию, а я в ваш тон потрафлю – против вашей ноты фальши не будет.

Барабошев. Значит, спелись.

Входит Мавра Тарасовна.

 

 

 

Барабошев, Мухояров, Мавра Тарасовна.

Мавра Тарасовна. Ты дома, миленький? На чем это записать? Как это ты сплоховал, что тебя ночь дома застала, соловьиное время пропустил.

Быстрый переход