Она выложила на столик две монеты по фунту стерлингов и с полным раздраем в душе и в мыслях побрела в сторону дома, оставив лимонад нетронутым.

Они больше не устраивали вечеринок, и к ним не заглядывали в гости друзья, хотя бы просто на чай. И, странное дело, никто даже не упоминал о том, что явилось причиной этой мрачной, гнетущей атмосферы в доме – типа «Как же я тоскую по своему погибшему ребенку!» или «Как жаль, что Романи не с нами, а в той ужасной холодной яме!». О Романи вообще никто не заикался, а потому Мелоди оставалось лишь сделать вывод, что родители так огорчаются не из-за Романи, а из-за нее. И она всячески пыталась понять, что она такого сделала, чтобы настолько их расстроить. Она всегда после завтрака или полдника относила свою тарелку в раковину, она никогда не шлепала по лужам в своих садиковских ботинках и никогда не возмущалась, если мама болезненно расчесывала ей спутавшиеся в узелки волосы. Но все равно порой случалось нечто такое, чего Мелоди не в силах была избежать – например, она падала и рвала колготки, или ненароком проливала молоко, или сердилась иной раз, когда ее спроваживали спать.

Однажды, спустя три месяца после похорон Романи, Мелоди чересчур сильно разозлилась, потому что ей велели отправляться в кровать. Был вечер пятницы, и на следующий день не надо было идти в садик, к тому же еще раньше, днем, мама на этот счет обмолвилась:

– За то, что ты такая умница, сегодня можешь, если захочется, поиграть подольше.

Но, похоже, у Мелоди представление о «подольше» сильно разнилось с маминым, и хотя ей оставалось всего-то дораскрасить двух котиков и сказала она об этом как нельзя более вежливо, мама вдруг начала на нее кричать.

– Ну, почему ты не можешь просто сделать то, о чем я тебя прошу?! – заголосила она с полными слез глазами. – Почему?!

– Я сейчас, – начала девочка. – Только…

– Никаких «только», Мелоди! Никаких возражений! Хватит! Пожалуйста! Чтоб я больше ни слова от тебя не слышала! Ни единого слова!

– Но…

– Нет! Довольно! Немедленно иди в постель!

В этот момент в глазах у Мелоди словно заискрило, сознание заволокло черно-красной пеленой, и она завопила изо всех сил:

– Я хочу только доделать котов!!!

Но вместо того чтобы закричать на нее в ответ, как она непременно сделала бы раньше, мать издала какой-то странный глухой звук, будто подавилась, выбежала из комнаты и с силой захлопнула за собой дверь спальни.

Мелоди с отцом переглянулись. Он отложил газету, прошел к спальне и, кашлянув, тихонько постучался:

– Дженни, это я.

Когда папа вошел в спальню, Мелоди положила мелок на столик, на цыпочках прокралась к родительской комнате и услышала, как они напряженно, вполголоса переговариваются:

– Неужто ты не видишь, что она, насколько может, старается тебя не сердить!

– Я знаю, да, знаю.