— Дорогая миссис Вил, — уговаривала миссис Баргрэйв, — что за нелепость; просто и не знаю, как можно на такое согласиться; и ведь как огорчит наш разговор молодого джентльмена!

— Право же, не отказывайте мне! — настаивала миссис Вил.

— Почему бы Вам в таком случае не написать самой? — предложила миссис Баргрэйв.

— Нет, — возразила миссис Вил, — хотя сейчас просьба моя кажется вам нелепой, позже вы поймете, что у меня были причины так поступать.

Тогда миссис Баргрэйв, уступая настойчивости подруги, пошла было за пером и чернилами, но миссис Вил сказала:

— Оставьте, не сейчас; сделайте это, когда я уйду, но только непременно сделайте! — и при расставании напомнила о том еще раз, так что миссис Баргрэйв пообещала все исполнить.

Затем миссис Вил осведомилась о дочери миссис Баргрэйв; та сказала, что дочери дома нет, но ежели гостья желает повидать ее, она за ней пошлет.

— Пошлите, — попросила миссис Вил.

На этом хозяйка ее оставила и пошла к соседям, дабы послать кого-нибудь за дочерью; когда же миссис Баргрэйв вернулась, миссис Вил вышла за двери и на улицу, откуда по субботам открывался вид на ярмарку скота (а суббота считалась ярмарочным днем), и стояла там, готовая отбыть, как только воротится миссис Баргрэйв. Та спросила, отчего гостья так торопится, и миссис Вил ответствовала, что ей пора, хотя, может статься, в путешествие она не пустится раньше понедельника. К этому миссис Вил прибавила, что надеется снова увидеться с миссис Баргрэйв в доме у кузена Уотсона, прежде чем отправится туда, куда лег ее путь. Затем сказала, что не прощается, и зашагала прочь от миссис Баргрэйв, и вскорости скрылась за поворотом; а времени было без пятнадцати два пополудни.

Миссис Вил умерла от очередного приступа 7 сентября ровно в полдень, и за четыре часа до смерти лишилась чувств, вскорости после того, как причастилась Святых Даров. На следующий день после появления миссис Вил (а это было воскресенье), миссис Баргрэйв слегла от простуды, с больным горлом, так что волей-неволей оставалась дома, однако в понедельник послала к капитану Уотсону узнать, не там ли миссис Вил. Домочадцы капитана весьма подивились расспросам миссис Баргрэйв и послали ей сказать, что миссис Вил у них нет и не ожидается. При этом известии миссис Баргрэйв объявила горничной, что та, верно, перепутала имя или еще в чем ошиблась. И, еще не вовсе оправившись от простуды, миссис Баргрэйв надела капор и собственной персоной отправилась к капитану Уотсону, хотя никого из семьи не знала, дабы удостовериться, там миссис Вил или нет.

Домашние капитана сказали, что расспросы их весьма удивляют, потому что миссис Вил в городе нет; они в том уверены, потому что в противном случае она бы остановилась у них. Тут миссис Баргрэйв сказала: «Нет никаких сомнений в том, что миссис Вил пробыла у меня в субботу около двух часов». Ее заверили, что это невозможно, иначе бы она непременно к ним зашла. Пока они спорили, вошел капитан Уотсон и сообщил, что миссис Вил умерла и для нее уже заказана мемориальная плита с гербом. Это изрядно удивило миссис Баргрэйв; она немедленно отправилась к мастеру, исполняющему заказ, и убедилась, что это чистая правда. Затем она пересказала всю историю семье капитана Уотсона, и описала, какое платье было на гостье, и как отделано. Помянула и о том, что, по словам миссис Вил, шелк был особым образом обезжирен. Тут миссис Уотсон воскликнула: «Вы и в самом деле ее видели, потому что никто, кроме миссис Вил и меня, не знал, что шелк обезжирен»; и миссис Уотсон признала, что описание платья полностью соответствует действительности; и добавила, что сама помогала его шить.