Изменить размер шрифта - +
Лорна сообщила, что последние годы Мелони была, в общем, счастлива. Это безмятежное состояние, по мнению Лорны, и было повинно в ее смерти. «Мелони замечталась и попала под ток, – написала Лорна. – Она любила мечтать. (Сиротам свойственно мечтать, подумал Гомер.) И вы наконец‑то стали ее героем».

Гомер долго глядел на Мелони: нет, он не станет использовать ее тело в учебных целях, выпишет себе другого кадавра. Мелони достаточно натерпелась в жизни.

– Отправить его назад? – прерывающимся голосом спросил начальник станции.

– Ее дом здесь, – покачал головой Гомер и перенес Мелони в приют.

Главное теперь – уберечь миссис Гроган от этого зрелища: Мелони в препарированном виде. Ей и сестрам Гомер сказал, что Мелони завещала похоронить себя в Сент‑Облаке. Что и было сделано. Она нашла последнее упокоение в саду на склоне холма. Очень нелегко было вырыть могилу соответствующего размера: корни яблонь так разрослись – пока рыли, семь потов сошло.

– Не знаю, кто она и что, – сказала сестра Каролина, – но, судя по всему, человек она была трудный.

– Да уж, легкой не назовешь, – кивнул Гомер. («Здесь в Сент‑Облаке, – записал когда‑то д‑р Кедр, – мы учимся любить трудных».)

Над могилой Мелони миссис Гроган прочитала своего любимого кардинала Ньюмена, а Гомер произнес про себя собственную молитву. Он всегда ожидал от Мелони многого, но то, что она дала ему, превзошло все ожидания. Тогда в «Океанских далях» после ее ухода он как бы заново родился. Наконец‑то для него впереди забрезжил свет. Не он, Гомер, а она была Солнышко («Давайте порадуемся за Мелони, – мысленно проговорил он, – Мелони нашла семью»).

Но самым поучительным для него было чтение (и размышление над каждым словом) «Краткой летописи Сент‑Облака». Читали они всей неутомимой компанией – сестра Анджела, сестра Эдна, миссис Гроган, сестра Каролина и он. И, читая, ощущали рядом живого д‑ра Кедра.

Не все в «летописи» было понятно Гомеру. Последние записи были сделаны рукой, которой водило быстрокрылое вдохновение и фантазии, навеянные эфиром. Частью они напоминали стенографические заметки.

Что, к примеру, могло значить «рифмуется с писк»? Иные фразы выбивались из текста неожиданной грубостью, несвойственной д‑ру Кедру: «Это я затолкал ей в рот пенис пони! Я прямо к этому причастен!» Ну как такое могло взбрести ему в голову, недоумевал Гомер. Он ведь не знал всех подробностей отношений д‑ра Кедра и миссис Уиск.

«Летопись» д‑ра Кедра, неизвестно почему, была поистине откровением, целительным для души Гомера Бура, то бишь Фаззи Бука.

«Передайте д‑ру Буку, – были заключительные слова „летописи“, – сердце Гомера в абсолютном порядке». Если не считать эфира, думал Гомер, сердце Уилбура Кедра тоже было в порядке.

По мнению сестры Эдны, которая была влюблена, и сестры Анджелы, которая не была (но это она придумала в простоте душевной имена «Гомер Бур» и «Фаззи Бук»), в сердцах д‑ра Бука и д‑ра Кедра не имелось изъянов, ибо они‑то и были, если уж на то пошло, Принцы Мэна, Короли Новой Англии.

 

Примечания автора

 

С. 44 Английский писатель Энтони Троллоп посетил в 1861 г. Портленд, что в штате Мэн, и описал этот город в книге «Северная Америка»; в частности, он упомянул строящийся там лайнер «Грейт‑истерн». О будущем лайнера Троллоп имел то же превратное понятие, что и отец Уилбура Кедра.

С. 48 О д‑ре Эрнсте, знаменитом подающем бейсбольной команды, я узнал от своего деда д‑ра Фредерика Ирвинга; ему же я обязан медицинской терминологией, уснащающей эту главу.

Быстрый переход