|
Он удовлетворенно хмыкнул, поднялся на ноги, легко запрыгнул на высокий камень и замер, словно пересчитывая своих людей. — Хорошо идут, — сдержанно похвалил спецназовцев подошедший к камню Чекряев. — Быстро. Выпитое вино слегка улучшило настроение фээсбэшника. — Торопятся, — улыбнулся полковник и посмотрел на сереющее небо. Двигались люди Треми действительно быстро. Даже очень быстро, если учесть, что каждый из них нес на плечах увесистый мешок с героином. Чекряев пробежал взглядом по цепочке. Семнадцать человек. А с караваном должно было идти не менее сорока басмачей. Неплохая статистика. Как там выразился Петрович: «Профессиональные убийцы на экзаменах»? Похоже на то. Капитан вздохнул, собрался вернуться к костру, но замер, наконец разглядев, что двое из этих семнадцати не были спецназовцами: широкие штаны, длинные рубахи… Пленные! — Полковник, вы берете пленных? — Это мое дело, — с холодной любезностью ответил Треми. — Зачем они вам? — Что за дурацкий вопрос, капитан? Неужели вы думаете, что военной разведке не о чем побеседовать с басмачами? Мешки с героином спецназовцы бросили у края вертолетной площадки. Молча подбежали к спрыгнувшему с камня Треми и построились в шеренгу. Молча. Не произнеся ни слова. И ни намека хоть на какой нибудь рапорт. Тяжело дышащих пленных молча заставили встать на колени в конце строя. Руки на затылке. Глаза опущены. Сами спецназовцы, как отметил Чекряев, дышали ровно и спокойно, словно не было позади бессонной ночи, боя и изнурительного марш броска по Бороде Дьявола. И еще капитан заметил, что черные комбинезоны бойцов запачканы кровью. У всех. Треми медленно прошел вдоль строя, остановился у тленных, помолчал и коротко приказал: — Уходим. — И обернулся к начальнику заставы: — Майор, спасибо за гостеприимство… — Стоять! Чекряев подскочил к одному из пленных. — Мустафа! В глазах басмача на мгновение мелькнула надежда. И сразу же исчезла, уступив место обреченной покорности. — Мустафа! — Чекряев посмотрел на Захара. — Захар, это мой человек! — Это мой пленный, — сухо напомнил полковник. Дорохов подошел поближе и набычился, недружелюбно глядя на Треми. Чекряев искренне надеялся, что напарник не сорвется, — он рассчитывал договориться с Захаром. — Вы, наверное, не поняли, полковник, — тихо сказал Чекряев. — Этот человек мой осведомитель. Он работает на ФСБ. Он наш человек. Отдайте его. — Этот человек должен был умереть несколько часов назад, — ровным голосом произнес Треми. — То, что он до сих пор жив, ничего не меняет — это ненадолго. Мне бесконечно жаль, капитан, но я уже советовал вам забыть о караване. — Не надо, русский, — хрипло проронил Мустафа, поднимая глаза на Чекряева. — Они не отпустят… — Басмач каркнул: то ли кашлянул, то ли издал смешок. — Я ведь знаю, кто они… Стоящий рядом спецназовец молча ударил Мустафу в голову. Ногой. Коротко и очень ловко. Чекряев даже не сразу понял, что случилось, — неясное движение человека в черном, и потерявший сознание осведомитель начинает заваливаться на бок. А когда капитан понял, что произошло, то уже не смог сдерживаться. Он крикнул что то грубое и бросился к Треми, на ходу вытаскивая из кобуры пистолет… Когда к Чекряеву вернулась способность здраво оценивать происходящее, он понял, что все закончилось не так уж и плохо: его не убили. Капитан лежал на спине, и острый камешек больно врезался в позвоночник. В щеку грубо упирался автоматный ствол, а перед глазами находился запыленный армейский ботинок: кто то наступил фээсбэшнику на грудь и крепко придавил к земле. — Полковник, — позвал Чекряев. — Полковник. |
