Фонарь освещал только крыльцо. Пас ткнул в кнопку звонка, и
почти сразу изнутри послышался низкий женский голос, помянувший барракуду. Потом донеслось гораздо отчетливей:
– Кого еще принесло, якорь вам в задницу? Со дна морского достанут, чтоб их десять раз в ил закопало!
– Женщина, – повернувшись ко мне, горячо шепнул Пас.
Мне хотелось сказать ему, что он идиот, но я только постучал костяшками пальцев себе по макушке. В этот момент пискнул замок, и дверь с
мягким шипением уползла в сторону.
На пороге стояла женщина лет тридцати пяти, крепкая и стройная, словно по два часа в день проводила на спортивной площадке. На ней была
синяя майка вместо рубашки и брюки, точно такие же, как у нас. Только большего размера – росту в незнакомке было полных метр девяносто. Ее
грудь под майкой казалась отлитой из пластика, как мышцы капитана Максютина на скульптуре, а смоляные волосы были острижены коротко, по-
мужски. На ногах у нее были спортивные туфли.
– Чего вас тут носит? – спросила незнакомка хорошо поставленным голосом, оглядывая нас с головы до ног.
Я ощутил себя рядом с ней ребенком возле пирамиды Хеопса. Меня подавлял не только и не столько ее рост, сколько бьющая через край жизненная
энергия. Я заметил, что Пас ощупывает взглядом ее фигуру.
– Мы здесь проездом, – произнес он.
– И что? – незнакомка удивленно подняла брови.
– Есть хочется, – нехотя признался Пас.
В глазах женщины мелькнул озорной огонек. Она задержала взгляд на наших заправленных рубашках и шагнула в сторону, жестом пропуская в
коридор. Там было сумрачно, почти темно – из четырех зарешеченных светильников горел только один, выхватывая из полутьмы стены, покрытые
коричневым композитом, и бетонный пол со следами мясных потеков. Где-то еле слышно бубнило радио, рассказывая о новом транспортном коридоре
между Индией и Австралией. В стене зияли боковые проемы без дверей, они уводили в совершенно темные помещения.
– Меня зовут Рипли, – сообщила работница камбуза. – В смысле Рита, но здесь все зовут меня Рипли. За рост. Я уже привыкла, так что можете
не стесняться.
Прозвище показалось мне знакомым, но где именно я его слышал – вспомнить не мог. Решил спросить у Паса, когда представится такая
возможность. По штатному расписанию наша новая знакомая скорее всего была коком, но применить это слово к женщине казалось диким. Я решил
называть ее про себя кухаркой.
– С Огурцом приехали? – спросила она.
– Да, – кивнул я, сообразив, что Огурцом она называет Жаба.
– Прямо из учебки?
– Да.
– Голод, как я понимаю, хронический? – В ее глазах не угасал озорной огонек. – Ладно. Только услуга за услугу. Я вам соображу пожрать, а вы
мне порубите говяжьи хвосты на суп и почистите лагун лука.
Я сглотнул. Получилось шумно, так что даже Пас на меня покосился.
– Мы не против, – сказал я.
– Только чур я чищу лук, – перебил Пас.
Это у нас в учебке был такой неписаный закон – кто успел сказать первым, тот и выиграл желаемое. Я безразлично пожал плечами и уточнил:
– Как их рубить?
– Первый раз, что ли? – усмехнулась Рипли.
– Ну…
Рядом с ней я ощущал себя несколько ущербным, словно неумение рубить говяжьи хвосты являлось для мужчины чем-то зазорным. |