– Просили у нее восемь тысяч, чтобы закрыть карточные долги… Такую огромную сумму мадам Бабановой взять было неоткуда, муж не дал бы. Она взяла из кассы взаимопомощи невест. Потому что безумно влюбилась в вас… Теперь отдавать вовсе не надо.

Урсегов старательно разглаживал простыню на кушетке.

– Алексей, ты делаешь мне больно… Не пойму, как узнал про мою беду, но ты прав: попался шулеру, спустил столько, что заплатить не мог… Авива помогла… Но слово чести: собирался отдать…

– Из приданого Астры Федоровны?

Он скривился, будто проглотил горькую настойку.

– Ну зачем ты так… Сам же понимаешь…

Пушкин понимал, что дети не только наследуют породу отцов, но и их грехи. Не желая того. Карточные и прочие.

– Стали любовником Авивы Капитоновны до смерти господина Бабанова?

Граф захрипел и прокашлялся.

– Ну, тебе совсем неведомы правила приличия…

– Значит, до, – заключил Пушкин. – Подарили ей аграф в виде лютика голубого. Ваша лицейская кличка?

Граф тяжко вздохнул.

– Что за полицейская бестактность…

– Затем сделали предложение ее дочери. Оставаясь любовником ее матери…

– Зато теперь приличия не пострадают. – Урсегов сладко улыбнулся. – Я женюсь на Авиве, ты на Астре. Каждый получает по заслугам… Не хватит ли об этом?

– Мадам Вейриоль уверена и готова подтвердить под присягой, что вы были с Юстовой утром 25 апреля в примерочной…

– Дура и шантажистка эта Вейриоль! Хочешь знать, где я был? Изволь: около одиннадцати Авива приехала ко мне домой. Весело провели полчаса в моей спальне… Камердинер ей открыл дверь… Больше стесняться нечего… Доволен?

Пушкин ничем не выразил своего отношения к стыду и его видам.

– Где были вчера в это же время? – спросил он.

Урсегов наморщил лоб, с трудом вспоминая.

– Где я был? Ах да… Проснулся, как обычно, около десяти и поехал завтракать в «Славянский базар». У них чудесные поздние завтраки… Потом поехал с Авивой кататься в Петровский парк… Ну, теперь убедился в моей невиновности?

– Позавчера Астра Федоровна подала объявление Алой Ленты, – сказал Пушкин. – Она хотела изобличить вас в глазах матери. Вместо графа Урсегова прибыл господин Толоконников, торгующий скорбными товарами. Задержан за развращение несовершеннолетней барышни. На допросе в полицейском участке показал, что это вы указали ему объявление и объяснили его смысл… Приехал сюда прямо из участка…

Совсем не как аристократ граф принялся хлопать себя по лбу.

– Идиот… Какой же я идиот… Алексей, поверь, глупейшая нелепость… В мыслях не было устроить такую подлость… Скажи, она… Астра Федоровна не пострадала?

Пушкин молча покачал головой.

– Ох, ну слава Богу… Будет мне урок: не чесать языком с купцами и дураками… Простишь? – И он покаянно сложил ладошки.

Прощение сыскной полиции было неведомо.

– Делаем вывод: как минимум два раза, в 1892 и 1893 году, вы, граф, лишали девиц невинности за приличное вознаграждение, – сказал Пушкин.

Тут Урсегов вскочил и приложил руку туда, где под простынею билось его сердце.

– Алексей, слово чести… Клянусь чем хочешь: подобными вещами не занимаюсь… Малолетние девицы не в моем вкусе. Ничего не умеют, одни слезы. Я предпочитаю женщин зрелых, которым терять нечего… Ну, ты меня понимаешь, как мужчина мужчину… А все прочее – гадкие слухи.