– Алексей, слово чести… Клянусь чем хочешь: подобными вещами не занимаюсь… Малолетние девицы не в моем вкусе. Ничего не умеют, одни слезы. Я предпочитаю женщин зрелых, которым терять нечего… Ну, ты меня понимаешь, как мужчина мужчину… А все прочее – гадкие слухи. Из попечительского совета ушел потому, что все время деньги тянут…

– Бутович должна была стать женой вашего друга. Она шантажировала вас тем, что случилось два года назад?

– Да о чем ты! – возмутился граф. – Ничего подобного! Как можно шантажировать человека, который не сделал ничего дурного, кроме карточных долгов? Да и те отдаю…

– Кого же тогда покрываете? – спросил Пушкин.

Урсегов запахнул простыню.

– Ну посмотри на меня, стою перед тобой, как при рождении: кого я могу покрывать? Зачем? Поверь, Алёша, невинен, как младенец…

И он подмигнул.

– Последний вопрос, граф… Рассказывайте о вашем «Клубе веселых холостяков»…

Урсегов только этого и ждал.

– Давно бы так! Пойдем в мыльную, наши тебя заждались… Примем тебя в члены клуба. Заодно смоем все грехи… Надеюсь, я оправдан?

Граф был столь любезен, что предоставил чиновнику сыска свое купе, чтобы облачиться в банный наряд.

А между тем Агата, замотанная в простыни, уже скучала за ширмой. Душно и нет оранжада, как в Клину…

Пока все складывалось наилучшим образом.

Приехав с мадам Бабановой, сестрами и Василисой в семейном ландо, она не замечала красот гостиной в стиле «французский ренессанс», которая находилась в женском отделении. В семейном купе она приняла девичью рубашку у Астры Федоровны, как требовали традиции, и обмоталась простынями так, что превратилась в живую статую. Понять, кто скрывается под простынями – мужчина или женщина, – было трудно. Авива Капитоновна заметила, что в парильной будет душновато, но Агата ответила, что боится обжечь кожу паром. Нарочно отстав, она не пошла за всеми в парильную. Подхватив таз и кем-то оставленный веник, Агата пробралась в дальний угол мыльной и нашла дверку. Дверка оказалась не заперта. Легонько толкнув, она проскользнула на мужскую часть. И затворила за собой.

Видеть голых мужчин Агата не стыдилась. Но отчего-то сердечко ее билось учащенно. Как обещал граф, ширма небеленого холста, которую иногда ставили мыльщики, чтобы скрыть слишком застенчивых или известных господ, стояла, где должна. Прикрываясь тазом как зонтом, Агата зашла за ширму и стала ждать.

В парильную входили и выходили. Доносились мужские голоса. Ей казалось, что голоса похожи на те, что были в Клину. Затем слышались новые, куда более похожие. Агата решила не гадать, а дождаться. Наконец раздался хорошо знакомый голос графа. Он собрал друзей в мыльной. Агата никого не могла разглядеть за ширмой. Зато услышала, как представляет каждого поименно: Исидор Гурлянд, Рихард Ферх, Александр Тангет…

Она еще подумала, для чего этот парад? Пусть скорее заставит их говорить.

– А теперь, о други мои, позвольте представить вам нового члена нашего клуба! – донесся торжественный голос Урсегова. – Мой товарищ и вскоре родственник Алексей Пушкин!

От удивления Агата забыла о соблюдении маскировки и выглянула из-за ширмы. Никаких сомнений: чиновник сыска собственной персоной. В тапочках и простыне.

Значит, Пушкин все знал о клубе и играл с ней, как с безмозглой куклой? Просил помощи, когда помощь ему не нужна была вовсе? Какое подлое коварство! Нет, грубый, беззастенчивый обман.

Обида окутала Агату горячим паром. Скользя на мокром полу, она направилась обратно. Толкнула дверцу.

Потом еще раз.

Ударила плечом.

Бесполезно.