После этого следует долгое и раздражающее молчание. Просто, когда учителя не знаю, что сказать, они обычно для начала выдают именно это свое «Ты такой умный». Потом — многоточие, вздох, глаза в потолок и, как правило, не менее содержательное продолжение. Однако Ольга Афанасьевна зависает на стадии «глаза в потолок». Черт, думаю, если она так простоит еще секунд десять, я не смогу сдержать смех. Но она все же выходит из ступора. Правда, не говорит ничего — только рукой на меня машет и уходит.

Короче, что-то меня напрягает вся эта ситуация с заботой о моем половом воспитании. А тут еще Наташа вдруг выдает:

— Ром, пойдем сегодня ко мне после школы? Мама обед приготовит.

И я, наивный парень, не подозревая подвоха, с радостью соглашаюсь. До того, как Ксюшку из садика забирать, у меня есть время. И вместо того, чтобы убивать его непонятно как, я лучше проведу его с Мироновой. Это понятное дело. Но что-то я расслабился. Механизм под названием «Спасем Веригина от Мироновой» уже запущен, и теперь только ленивый в нем не поучаствует.

Мы приходим к Мироновой домой, и почти сразу ее папа уводит меня на кухню. Главное, я еще удивился, чего это он дома. Главное, Наташа голову опустила, когда он меня позвал, глаза спрятала, и как будто ее и нет тут.

А для меня все эти разговоры с отцами — просто ужас. И не то чтобы я так уж часто разговариваю с отцами. Я просто не знаю совершенно, как с ними разговаривать. Ну в самом деле, у меня опыта в этой сфере крайне мало. Я же рос без отца. Да, без отца, майор-то ко мне никакого отношения не имеет. У нас все поколение такое: кого ни возьми, у всех с отцами проблемы. И хорошо еще, если совсем нет и не было, а то ведь, какой-нибудь неудачный пример крутится всегда перед глазами, маячит как назойливое насекомое. Или еще хуже, такая дрянь, как мой майор попадется, тогда, вообще с примером не повезло. А если с примерами в наше время такая напряженка, то приходится модель поведения вырабатывать самому. Вот я и вырабатываю. Не знаю, как там у меня получается, но к разговору с Наташиным папой я точно не готов. И он еще так со мной, почти официально:

— Роман, я бы хотел с тобой серьезно поговорить, как мужчина с мужчиной.

Вот тут я по-настоящему напрягаюсь. Стою перед ним, киваю, а сам почему-то догадываюсь уже, о чем речь пойдет. Конечно, это же тема номер один. Это же теперь просто самый важный вопрос: «Что у нас с Наташей»?

— Я рад, что вы с Наташей дружите, — начинает он издалека. — Ты хороший парень, но…

— Я знаю все, — перебиваю. — Я же не дурак.

— Это хорошо, что знаешь, — продолжает Виктор Алексеевич. — Но я бы хотел, чтобы твои родители тоже были в курсе.

Конечно, думаю, они узнали как-то, что у нас с Наташей был секс. Конечно, теперь волнуются, как бы чего не вышло. Они же все, наверное, думают, что раз мне шестнадцать лет, то я дурак набитый.

— Они в курсе, — успокаиваю я Наташиного папу. — Не волнуйтесь, они все знают.

— Отлично, значит никаких проблем. Мы бы хотели с ними поговорить.

Этого я допустить никак не могу. Даже если бы очень хотел, ничего бы не вышло, Виктор Алексеевич, а врать вам мне жуть как не хочется. Я же проникся к вам каким-никаким, а уважением.