Его улыбка расцветает первой, когда он замечает меня, идущую к ним по коридору, но когда Макс видит меня, выражение его лица меняется и становится таким же, как у его отца.

Мои легкие сжимаются от этого зрелища. Вот что меня смущает. Почему образ этих двоих заставляет мое сердце кричать МОЕ ?

Я бегу трусцой по коридору, пригибаясь, когда подхожу ближе, и давая Максу пространство, чтобы он бросился в мои распростертые объятия.

– А, я тебя поймала!

Я притворяюсь, что борюсь с ним, щекочу его, чтобы услышать его смех, прежде чем беру его на руки. Я указываю на Кая. – Пожелай своему папе удачи.

– Папа!

Кай проводит рукой по голове сына, убирая его непослушные волосы в сторону, чтобы поцеловать в лоб. – Увидимся завтра, хорошо? Будь добр к Миллер сегодня вечером. Я люблю тебя.

Макс падает мне на плечо, и я наблюдаю, как Кай отслеживает это движение, на его губах мягкая улыбка, а глаза перебегают с него на меня. Затем он заправляет мои волосы за ухо, и я вижу, как он раздумывает о том, чтобы прикоснуться губами к моему лбу, как он это сделал со своим сыном.

Мы трое не могли бы выглядеть более как семья, стоя так близко, когда он прикасается ко мне вот так, с тоской. С любовью.

Я прочищаю горло и делаю шаг назад, чтобы испортить момент.

Мы всегда прикасались друг к другу. Это было легко, как будто между нами был другой язык, но теперь все по другому. Кажется, что за всем стоит смысл, хотя на самом деле это не так.

Я показываю ему большой палец. – Удачи там.

ДА. Очень непринужденно. Отличная работа, Миллер.

– Ты только что показал мне большой палец?

Я делаю это снова, как будто это не самое отстойное, что я когда либо делал. – Ага.

– Я был в буквальном смысле внутри тебя меньше суток назад, и ты показываешь мне большой палец вверх?

Я давлюсь слюной, когда на губах Кая появляется высокомерная ухмылка.

– Что ж, как я уже сказала, удачи сегодня вечером. Я надеюсь, у тебя будет какая нибудь… подача с золотой звездой.

Он заливается смехом, столько яркой радости сквозит в его улыбке. Кеннеди была права. Сегодня он выглядит по другому. Так легко. И так, так  хорошо.

– Претендуешь на золотую звезду, да?

Я уверена, что при воспоминании о прошлой ночи в его глазах мелькает огонек. Точно так же я не смогла стереть понимающую улыбку со своего лица, когда те же самые воспоминания нахлынули на меня сегодня. – Спасибо за удачу, но мне она не нужна.

– Нет?

– На моей стороне суеверия.

– Я бы не стала на это полагаться.

– О, а я с удовольствием. Я знаю, какой вес это имеет. Как важно, чтобы из за этого я хорошо подавал.

Я игриво закатываю глаза. – Ну, ты начинаешь в пятницу вечером в Fenway, так что я все равно пожелаю тебе удачи. Это важно, и такое случается всего несколько раз в твоей карьере, так что наслаждайся.

Он кивает. – Спасибо, Миллс. Я так и сделаю.

Мы оба медлим, не зная, как покончить с этим. Кажется, он хочет наклониться и поцеловать меня, но из за моих правил он не может.

Поэтому вместо того, чтобы что либо предпринять, я поворачиваюсь и несу Макса к выходу.

– Эй, Миллер? – он кричит, чтобы остановить меня.

– Да?

– Я обещаю, что не буду писать тебе смс, чтобы проверить, как Макс, между подачами, но если ты  захочешь написать мне о том, как хорошо моя задница смотрится в бейсбольных штанах, я бы не злился из за этого.

Мне легко смеяться. – Я подумаю об этом, обещаю.

Улыбка Кая самодовольная и взволнованная, и ему чертовски хорошо, когда он заходит в здание клуба, чтобы подготовиться.

И той ночью, по телевизору в гостиничном номере, пока Макс крепко спит в своей кроватке, я смотрю игру его отца.