– Она не моей крови, но она моя дочь, – говорит Монти рядом со мной. – И она смотрит на твоего мальчика, который не ее крови, так же, как я смотрю на нее. Я вижу это все лето. Я наблюдал, как она влюбилась в двух людей одновременно, и это напомнило мне о себе, когда я встретил ее и ее маму. Она не сможет просто уйти от этого, независимо от того, попросишь ты или нет.

Монти наконец смотрит в мою сторону, глаза наполняются непролитыми слезами. – Я знаю, что она не смогла бы.

– Черт возьми, Монти. Надавливая на свои глаза, я возвращаю эмоции обратно.

– Какого черта?

Он хихикает, но смех получается водянистым и сдавленным.

– Все те разы, когда я просил тебя прийти ко мне первым, это не потому, что я думал, что ты недостоин просить об этом мою дочь. Это потому, что я заботился о тебе . У Миллер есть острая потребность быть лучшей в том, что она делает, даже если это не то, что она так сильно любит, и я хотела поговорить об этом до того, как ты поставишь на карту свое сердце. Кай, возможно, она не останется, но я могу обещать, что если она уйдет, то не из за тебя. Ты должен это понять.

Я глубоко вздыхаю. – Я заметил это в ней, ее потребность быть лучшей. Как будто она ценит себя в отметках и достижениях.

– Да, – говорит он. – Она когда нибудь рассказывала тебе, из за чего это?

– Не в прямо говоря, но у меня такое чувство, что это связано с тем, как вы двое стали семьей. Я думаю, что есть какое то остаточное чувство вины. Как будто она чувствует себя виноватой за то, что оторвала тебя от той жизни, которой ты жил в то время, когда умерла ее мама.

Монти кивает, не отрывая взгляда от поля. Он прочищает горло. – Да, у меня было предчувствие, что именно это и происходит. Мы говорили об этом, но я не думаю, что она когда либо по настоящему понимала, что ничто в нашей ситуации не было жертвой.

Снова найдя Макса и Миллер, я смотрю, как мой сын лежит у нее на плече, аккуратно проводя руками по тому месту, где свисает ее майка.

– Ты любишь ее?

Спрашивает Монти.

– Люблю. До безумия люблю.

– Она может разбить тебе сердце.

– Я все равно буду любить ее.

– Я знаю.

– Я еще…

Я пожимаю плечами и делаю вдох.

– То, что слетает с уст этой девушки? Кто, черт возьми, ее вырастил?

Между нами раздается смех, эмоциональный момент приостанавливается, пока мы наблюдаем за моим сыном и его дочерью вместе.

Монти удовлетворенно вздыхает. – Просто знай, что я полюбил ее первым.

Я киваю. – Я всегда буду любить ее.

Слева от меня Кеннеди вприпрыжку поднимается по лестнице в блиндаж, а за ней по пятам следует не кто иной, как Дин Картрайт. Я бы мгновенно растерялся, если бы кто нибудь из команды противника зашел в наш блиндаж, но Дин? Все мои чувства находятся в состоянии повышенной готовности.

Мне не нравится этот парень, но лично мне он никогда ничего не делал. Однако он годами нападал на моего брата, пока мы росли, и после смерти нашей мамы я делал все что мог, чтобы защитить Исайю.

Дин учился в конкурирующей средней школе и спал с любой девушкой, с которой, как он узнал, встречался мой брат, из за чего у Исайи появился настоящий гребаный комплекс, когда дело доходило до отношений, ведь у него ни разу не было преданной партнерши, которая ему не изменяла. Он постоянно наговаривал на него всякую чушь на поле, и хотя моему брату нравится притворяться, что его это не трогает, правда в том, что в глубине души Исайя чувствителен.

Поэтому я годами держал Дина подальше от него, если только мы не играем против "Атланты", как в эти выходные. Любой, кто создает проблемы с моим братом, автоматически становится проблемой для меня.

– Что по твоему ты здесь делаешь?

Спрашиваю я, спрыгивая с перил блиндажа.