– Привет, Эйс, – говорит Монти, кивая мужчине рядом с ним. – Ты знаешь Брайана Гулда, верно? Он входит в тренерский штаб ”Атланты".

– Да. – я нерешительно протягиваю руку, все еще не совсем понимая, почему здесь находится член команды, с которой мы играли вчера. – Приятно познакомиться.

– И мне тоже.

Его пожатие крепкое. – У тебя чертовски сильная рука.

– Мы с Брайаном были товарищами по команде на протяжении всей моей карьеры, – объясняет Монти. – Итак, мы просто вспоминали старые добрые деньки.

Ах, в этом гораздо больше смысла.

– Такой позор.

Брайан качает головой. – Ты ушел на пенсию. У тебя был такой большой потенциал, и ты отказался от всего этого.

– По уважительной причине, – поправляет Монти.

– Миллер здесь, так что я, наконец, представлю вас сегодня вечером.

– Монти, мы можем поговорить? – Я перебиваю.

– Все в порядке?

– Да, но нам нужно поболтать.

Монти кивает Брайану, и это простое движение заставляет его уйти, создавая уединение только для нас двоих. Я облокачиваюсь на перила рядом с ним, мы оба смотрим на поле.

– Ты просил меня прийти к тебе, если у меня когда нибудь возникнет желание попросить Миллер остаться, – начинаю я. – И хотя да, я хочу умолять ее остаться, я не собираюсь этого делать. Мы оба знаем, что она не может, и я не хочу, чтобы она чувствовала себя обязанной мне или Максу, но я собираюсь сказать ей, что у нее всегда есть дом, где ее ждут, и я просто хотел, чтобы ты знал, прежде чем я скажу ей это.

Монти молчит, его внимание сосредоточено прямо перед собой, он просто кивает.

– Я имею в виду, если ты не против.

До сих пор в моей жизни не было отца с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Монти был не только близким другом, но и советчиком, когда у меня были трудности. Так что, хотя речь идет о его дочери, он нужен мне.

– Ты не собираешься просить ее остаться, потому что не хочешь, чтобы она чувствовала себя обязанной, или потому что боишься, что она скажет "нет", если ты это сделаешь? – наконец спрашивает он.

Ну… черт.  Конечно, здесь всплывают некоторые внутренние страхи. Все хотят быть желанными, и да, я боюсь поставить себя в такое положение, чтобы просить кого то хотеть меня, когда я привык к тому, что люди уходят.

Я больше не прошу – о помощи, и о том, чтобы кто то остался. Я просто делаю это сам.

Но надежда на то, что мне не придется делать это в одиночку, что Миллер действительно хочет быть со мной, почти перевешивает страх.

– Я не хочу, чтобы она пожертвовала всей своей жизнью ради меня только для того, чтобы понять, что я не стою того, чтобы оставаться рядом.

Голова Монти поворачивается в мою сторону, но я не отрываю взгляда от поля.

– Тогда ты ее совсем не знаешь, если не видишь, как она смотрит на тебя, как будто ты лучшее, что случилось за ее двадцать шесть лет жизни.

Это привлекает мое внимание.

– Ты просто можешь им стать, – продолжает он. – После меня, конечно.

Эмоциональное напряжение снимается с помощью юмора, во многом в духе его дочери.

– Я буду говорить по собственному опыту. Она не чувствует себя обязанной твоему сыну, так что пусть эта мысль не приходит в твою голову. Она любит его так же, как я люблю ее.

Мы видим их вдвоем, медленно пробирающихся вдоль стола с едой. Миллер дает Максу кусочек сыра, затем доедает вторую половину сама, прежде чем перейти к следующему блюду и проделать то же самое.

Она действительно любит его. И он любит ее.

– Она не моей крови, но она моя дочь, – говорит Монти рядом со мной. – И она смотрит на твоего мальчика, который не ее крови, так же, как я смотрю на нее.