Хуже обстояло у правительства дело с осведомлённостью о своих собственных, отечественных заговорщиках. По-видимому, подозреваемых было много, так как в гвардии каждый второй мог почитаться сторонником Елизаветы, и потому, опасаясь невольно спровоцировать и ускорить подготавливавшийся взрыв, никаких действий власти до поры до времени не предпринимали.

Весной 1741 года в Петербурге распространились слухи о раскрытии заговора, об ожидаемом заключении Елизаветы в монастырь и даже о её предстоящей казни. Говорили, что Елизавета и её очередной фаворит — Семён Кириллович Нарышкин тайно обвенчались, и теперь у новой августейшей четы появилось намерение овладеть российским троном. Дело кончилось, однако, не тюрьмой, а высылкой Нарышкина в Париж.

Разговоры прекратились из-за того, что в июле 1741 года началась очередная война России со Швецией, и общественное мнение теперь оказалось полностью поглощено военными действиями, происходившими неподалёку от Петербурга. Но война — войной, а заговор — заговором. Тем более что в него потихоньку вовлекались всё новые люди, среди которых немаловажную роль стал играть и ещё один иностранец — лейб-медик Елизаветы Петровны Арман Лесток.

Француз-протестант Иоганн-Герман Лесток, на французский лад — Арман, в России — Иван Иванович, родился в Ганновере, куда его родители уехали из-за религиозных преследований. Его отец — искусный хирург, ставший в Ганновере врачом герцога Люнебургского, обучил своему ремеслу и сына, проявившего, кстати, немалые способности.

Однако Иоганну-Герману было тесно в немецкой провинции, и он уехал в Париж, вступив врачом во французскую армию. Молодому, красивому, жадному до развлечений, но крайне бедному лекарю хронически не хватало денег. К тому же Лесток был безудержный волокита и повеса, и его амурные приключения следовали беспрерывно. Страдая от бедности и невозможности жить в своё удовольствие, он отправил в 1713 году письмо в Петербург, предлагая свои услуги хирурга, и получил приглашение из Аптекарской канцелярии при Коллегии иностранных дел. По приезде в Россию Лесток был представлен Петру I и так понравился царю своим нравом, внешностью, образованностью, что тут же был назначен лейб-хирургом Его Величества. А вскоре и завсегдатаем застолий царя и царицы. Когда в 1716 году Пётр и Екатерина более чем на год отправились за границу, Лесток в качестве лейб-хирурга Екатерины провёл рядом с нею всё путешествие, давая немало поводов к довольно нескромным пересудам.

Вернувшись в Петербург, молодой хирург чувствовал себя в царской семье уже совсем своим человеком. Но вдруг совершенно неожиданно его постигла царская немилость, Пётр велел Лестоку немедленно покинуть Петербург и уехать в Казань для занятий всё тем же ремеслом. Причиной опалы было то, что Лесток решился поухаживать за женой и дочерьми любимого шута Петра I испанского еврея д’Акосты. Шут не стал жаловаться царю, а посадил и жену и дочерей под домашний арест. Лестоку же д’Акоста сказал, что если тот ещё раз появится возле дома, то он прикажет побить кавалера палками. Лесток всё же решил переговорить с одной из дочерей д’Акосты, желая сделать ей официальное предложение о женитьбе. Однако не успел он войти в дом, как на него напали четыре человека и, повалив на землю, стали его бить, отняли у него парик, часы, бумажник и футляр с хирургическими инструментами. А после этого отвели Лестока под стражу, откуда он попал в Преображенский приказ, где и просидел под караулом четыре месяца.

Начальник приказа, знаменитый Андрей Ушаков, докладывая Петру, отметил, что ни в чём другом Лесток не виноват, а кроме того, из-за четырёхмесячной отсидки в тюрьме «он в великой десперации находится — то есть в состоянии, близком к помешательству, — и опасно, дабы не учинил какой над собой причины».