Затем Дашкова побежала дальше, а возвратившись, увидела возле канапе, где лежал Орлов, стол, сервированный на три куверта. Вышедшая к ним Екатерина пригласила к столу её и Орлова. Из их поведения во время обеда Дашкова поняла, что императрица и Орлов любовники. С этого момента стремление первенствовать сделало сотрапезников Екатерины непримиримыми врагами. И победителем в этом противоборстве оказался Орлов.

...Во всём Петербурге нашёлся только один человек, который решился уведомить Петра III о совершившемся здесь государственном перевороте. Это был парикмахер императора француз Брессан. Он переодел своего слугу в крестьянский костюм, дал ему записку для Петра III, посадил на мужицкую телегу и велел ехать в Петергоф. Едва посланец переехал мост, как за его спиной встала цепь солдат, которым было велено не выпускать из города ни одного человека. Но было уже поздно — мнимый крестьянин оказался последним, кто проехал по дороге на Петергоф и Ораниенбаум.

...Утром 28 июня Пётр III выехал из Ораниенбаума в Петергоф, намереваясь там отпраздновать свои именины, приходящиеся на этот самый день. Стояла прекрасная погода, и Пётр ехал в открытой коляске, радуясь предстоящему празднику. С ним вместе были прусский посланник фон дер Гольц и Елизавета Воронцова, а следом тянулась вереница экипажей с прекраснейшими женщинами и преданнейшими ему придворными и слугами.

А в это время в Петергофе обнаружили исчезновение Екатерины. Часовой, видевший, как две женщины рано утром вышли из парка, ничего другого сказать не мог, и тогда двое слуг пошли в Ораниенбаум, чтобы сообщить императору о случившемся. Как только они вышли на дорогу, навстречу им попался ехавший верхом генерал-адьютант императора Гудович, и слуги обо всём ему рассказали. Гудович помчался обратно, навстречу Петру III, остановил его карету и рассказал об исчезновении Екатерины.

Пётр тут же высадил из экипажей дам, приказал им идти в Ораниенбаум, а сам погнал карету со всей возможной скоростью в Петергоф. Подкатив к павильону, где жила Екатерина, он бросился в её спальню, открыл шкафы, заглянул под кровать и стал зачем-то тыкать шпагой в панели и потолок. Через некоторое время прибежала Елизавета Воронцова и с нею вместе дамы, ослушавшиеся приказа Петра и побежавшие за ним в Петергоф, а следом появился и посланец Брессана и передал записку, где говорилось о произошедшем в Петербурге государственном перевороте.

Пётр послал к Екатерине канцлера Воронцова, надеясь, что тот сумеет убедить её в безнадёжности и преступности затеянного ею предприятия, а сам стал диктовать манифесты и приказы, коими надеялся поправить положение. Он приказал голштинцам выступить с артиллерией навстречу мятежникам, послал в Петербург за своим кавалерийским полком, разослал гусарские пикеты по окрестным дорогам, чтобы задержать и перевести на свою сторону идущие по этим дорогам войска, и отправил в соседний Кронштадт полковника Неелова, приказав ему направить оттуда в Петергоф три тысячи солдат с боеприпасами и продовольствием на пять дней. Сам же, сняв прусский мундир, надел российскую форму и сменил прусский орден Чёрного орла на ленту и знаки Андрея Первозванного.

Однако находившийся рядом с ним Миних убедил Петра III не начинать военных действий, ибо силы неравны и сражение, если только оно начнётся, непременно будет им проиграно. Взамен Миних предложил отправиться в Кронштадт, и Пётр согласился, тем более что у него было под рукой много денег и в случае опасности он мог беспрепятственно уйти из Кронштадта в Германию вместе с Елизаветой Воронцовой и верными друзьями и слугами.

Пётр тотчас же велел своему адъютанту Антону де Виейре — сыну того самого Эммануила де Виейры, который прославился интригами и доносами в предыдущие царствования, — отправиться вместе с флигель-адъютантом князем Барятинским в Кронштадт и отменить приказ, данный час назад Неелову. Едва де Виейра и Барятинский отошли от причала, как Петру сообщили, что в Петергоф с минуты на минуту войдут верные ему голштинцы.