– Хочешь, чтоб я убедилась в обратном? Так докажи же, что я неправа.

С этими словами аристократка мягко взяла его за подбородок и развернула туда, где остался Серам.

– Молнии все еще бьют по деревне, верша суд и возмездие. Небеса рокочут, разгневанные ложными обвинениями. Ветер воет, возмущенный наглостью тех, что взялись судить тебя, когда сами во всем и виновны!

– Лилия, прекрати!

Но умолкать она даже не думала.

– Докажи, дорогой мой Ульдиссиан, что я неправа! – до дерзости непреклонно сказала Лилия, прикусив нижнюю губу. – Пусти в ход всю свою мощь, вели небу угомониться – нет, даже очиститься, и если из этого ничего не получится, я охотно признаю, что самым прискорбным образом заблуждалась. Охотно…

Ульдиссиану не верилось, будто Лилия настолько помутилась умом, что полагает нечто подобное ее предложению выполнимым. Однако если аристократка говорила всерьез, то это самый простой и быстрый способ вернуть ее назад, к действительности.

Ни слова более не говоря, крестьянин поднял взгляд к бушующим небесам. Конечно, Ульдиссиан мог бы просто постоять так, глядя на небо да делая вид, будто сосредоточился, но чувствовал, что это будет предательством по отношению к спутнице – пусть даже был твердо уверен в своей правоте.

Итак, сын Диомеда сощурился и напряг разум. И пожелал, чтоб буйное ненастье утихло, а тучи рассеялись. И – хотя бы ради Лилии – изо всех сил постарался подойти к делу как можно серьезнее.

И ничуть не удивился, когда все осталось, как было.

Уверенный, что предоставил заблуждениям Лилии все шансы, какие возможно, крестьянин с усталым вздохом повернулся к ней. Он ждал, что аристократка не на шутку расстроится, но нет, Лилия попросту терпеливо ждала.

– Я сделал, как ты просила. Сама видишь, что из этого вышло… вернее, что не вышло из этого ничего, – мягко сказал он. – Ну, а теперь, Лилия, позволь, я уведу тебя отсюда. Надо подыскать место, где ты… где мы сможем отдохнуть, собраться с мыслями и…

К несчастью, вместо того, чтоб согласиться, Лилия продолжала выжидающе смотреть ему за спину.

В конце концов терпение Ульдиссиана лопнуло. Да, Лилия завладела его сердцем в тот самый миг, как он впервые увидел ее, но это не повод потакать ее бреду до скончания века! Для ее же блага, если на то пошло.

– Лилия, да соберись же ты, соберись! Я сделал, как ты просила, и…

– И все сбылось, – прошептала она, и лицо ее внезапно вновь озарилось благоговейным восторгом.

Легонько стиснув в ладонях плечи крестьянина, Лилия снова развернула его лицом к деревне.

Собравшийся было продолжить внушение, Ульдиссиан так и замер с разинутым ртом.

Над Серамом сияло яркое солнце.

* * *

Великий Храм Трех, располагавшийся в двух днях езды верхом от Кеджана, являл собою обширное треугольное сооружение с тремя высокими башнями по углам. Сами башни также были трехгранными, и каждую стену их украшал символ одного из священных орденов. От вершин до подножия башен тянулись ряды треугольных окон.

Той же тройственной природой обладало почти все в этом здании. Дабы достичь обращенного к Кеджану входа, паломникам требовалось подняться на три яруса, преодолев три раза по тридцать три ступени, а далее три массивные бронзовые двери – также треугольной формы – открывали правоверным путь внутрь, в просторный приветственный зал.

В зале паломников, естественно, встречали величественные изваяния трех духов-покровителей. Слева высился Бала, Творец, андрогинного вида создание, облаченное в одеяния своего ордена. В руках Бала держал чудесный молот и мешок, в коем, согласно проповедям священнослужителей, хранились семена всего живого на свете.