Отец Егорий поддернул свитер, с которого до сих пор стекала вода.

    – Замерз? – не открывая глаз, спросил незнакомец.

    – Нет,– ответил Игорь Саввич.

    Он и впрямь холода не чувствовал. Не до того.

    – Садись, отец,– сказал незнакомец, открывая левую заднюю дверцу.– Поедем.

    Машина тронулась.

    Отец Егорий осторожно взял руку Андрея. Пульс был слабый. Но сердце билось, и слышно похрипывал воздух в груди Ласковина.

    – Благодарю Тебя, Спасе наш! – с увлажненными от полноты чувств глазами прошептал отец Егорий.

    Спустя много часов, после долгих целительных процедур, в кои Потмаков не вмешивался, Ласковин был упакован младенцем в шерстяные одеяла и оставлен в покое.

    Сам же Игорь Саввич, в шерстяных носках и толстом узбекском халате, допивал какой-то там по счету литр травяных чаев и томился беспокойством.

    – Как же вышло,– спросил он еще ранее,– что вы, Вячеслав, поспели столь вовремя?

    – Так мой же ученик,– ответил Зимородинский, с усмешкой человека, коему палец в рот не клади.– Где ж мне еще быть, когда он в жмурики нацелился? Можете, отец, считать это интуицией.

    Отцу Егорию шутка не по нраву пришлась, но он привык судить по делам, удержался от отповеди. А может, собственный грех смирил его? Или спасение человеческой жизни объединяет крепче, чем общие мысли?

    – Устали? – спросил Потмаков.

    – Есть маленько,– сознался Зимородинский.

    Устал – мягко сказано. Вымотался в ноль. Зато вытянул Андрея, считай, из смертных врат. Теперь-то можно и передохнуть.

    «Марише позвонить»,– напомнил себе Слава. Хоть и понимающая у него жинка, а надо не забыть погладить. Женщина для воина – великое дело. Защита и опора, если выбрал кого надобно. А не то – обуза и глупость.

    – Домой не поедете? – спросил Зимородинский у отца Егория.

    Игорь Саввич покачал головой.

    – Тогда в детской вам постелю. На полу. Добро?

    – Хорошо. А не то я могу около него подежурить,– предложил Потмаков, кивнув в сторону запеленутого Ласковина.

    – Не нужно. Ему сейчас сон требуется, и он будет спать. И нам не повредит. Полночь уже.

    – Я еще побуду,– сказал отец Егорий.– Помолюсь.

    – Как хотите.

    Потмаков Зимородинскому понравился. Главным образом потому, что тих был, в его работу не вмешивался безграмотно, как можно было ожидать, а, напротив, помогал ощутимо. Верою своей, крепостью духа, молитвой искренней. Это – как попутный ветер для умелого кормчего.

    «Большой чистоты человек»,– подумал Вячеслав Михайлович и порадовался за Андрея.

    Глава четвертая

    Когда Наташа проснулась, то увидела, что отец Егорий по-прежнему сидит на стуле рядом с постелью.

    – Доброе утро,– шепотом, потому что Андрей еще спал, проговорила девушка.

    – Доброе утро.

    Иеромонах кивнул большой головой, затем поднялся и вышел из комнаты, давая ей возможность встать и одеться.

    Наташа оценила его такт.

    Спустя двадцать минут, когда Наташа вышла на кухню, то увидела, что величественный гость, облачившись в ее фартук, жарит гренки.