Совместная уборка у нас с ним заняла не больше сорока минут, и когда я наконец вернулась на кухню, девочки как раз заканчивали чистить картошку.
— Ну что, совместный труд объединяет? — спросила я, улыбаясь и потирая руки.
Салаты, второе, закуски и пироги — всё это делали мы вместе, втроём, и девочки с удовольствием принимали участие почти во всём, а на то, что не могли делать, смотрели с таким искренним восторгом, что я поневоле улыбалась.
И мне, когда я нарезала салат под «Иронию судьбы», казалось, будто я вернулась в детство. Я уже давно не чувствовала приближение сказки — и вот, это ощущение наконец пришло ко мне опять.
Думая об этом, я месила тесто для пирогов. И, забегая вперёд, скажу, что вкуснее тех моих пирогов я ничего не ела.
За стол мы сели в девять часов вечера, когда девочки уже начали ходить кругами вокруг ёлки и петь «Ёлочка-ёлочка, гори!».
Максим страдальчески морщился и шепотом просил меня поторопиться с готовкой, потому что ещё немного — и он умрёт от голодной смерти и увядания ушей (обеим девочкам медведь на ухо наступил).
— А когда будут подарки? — подпрыгивая на стуле от возбуждения, вопросила Лисёнок. Судя по глазам Лики, её интересовал тот же вопрос, но вот прыгать она уже считала несолидным для своего возраста.
— После двенадцати, — ответил Максим, строго посмотрев на дочку. Однако в его глазах плясали весёлые искорки. Я фыркнула.
— Вы сначала поешьте. А потом будем с подарками разбираться.
— Да уж, еда — это очень хорошо, — сглотнул Громов, косясь на «Оливье» голодными глазами. И я, улыбаясь, принялась раскладывать наш праздничный ужин по тарелкам.
Две маленькие троглодитки в тот вечер смели со стола почти всё. Хотя Максим им помогал, конечно, но количество съеденного им меркло по сравнению с количеством проглоченного его голодными дочерьми.
Думаю, Лика с Лисёнком не были бы столь счастливыми, если бы неделю назад не узнали, что мама вернётся из своей поездки только пятого января. С тех пор они вздохнули с облегчением.
Время неумолимо приближалось к двенадцати, и мы зажгли ёлку. Лисёнок откинулась на спинку стула и завороженно уставилась на мигающие лампочки, Лика смотрела в пустую тарелку и как-то странно улыбалась, а Максим щёлкал каналами, пытаясь найти что-нибудь смотрибельное.
— Сплошные «голубые огоньки», — вздохнул он разочарованно, останавливаясь наконец на одном из центральных каналов.
— Какая разница, — я засмеялась. — Мы с родителями в новогоднюю ночь всегда не обращали внимания на телевизор. Пищит что-то — и ладно. Главное, не пропустить куранты, — и я, убрав грязные тарелки со стола, плюхнулась на диван рядом с Ликой.
Когда она подняла на меня свои глаза цвета весенней листвы, я вдруг увидела в них то, чего не было раньше.
Маленький тёплый огонёк.
— Наташа, — сказала Лика очень тихо, — а почему умерли твои родители?
— Погибли в автокатастрофе, — ответила я спокойно. — Столкнулись с фурой. За рулём был пьяный водитель.
— Наверное, они были такими же замечательными, как ты, — эти слова Лика произнесла настолько тихо, что я их не услышала, а почти угадала.
И не смогла придумать ответ.
Во время боя курантов я всегда загадывала желание. Каждый год, кроме последних четырёх. Потому что это желание уже не имело смысла, ведь у меня больше не было родителей, которым я могла загадать долгой жизни, здоровья и счастья.
Но теперь я знала, какое желание загадать. И, глядя на Максима, Лику и Лисёнка, сосредоточенно сжимающих в руке бокалы, пожелала изо всех своих сил:
«Господи, дай им счастья. |