Наконец, ей удалось разглядеть специально оставленный на подоконнике горшок с цветком, но пришлось оббежать гостевое крыло не единожды, и теперь девушка не могла показаться на глаза родителям, чтобы не вызвать в них подозрения.

На ее счастье, все спали. Слуги же поостереглись будить госпожу в такую рань и ждали за дверью, шепотом переговариваясь на насущные темы. Поскольку слуг они брали с собой, Эва даже понимала о ком или о чем шла речь.

Впрочем, на то, чтобы слушать чужие пространные разговоры, времени у девушки не было: необходимость привести себя в порядок, прежде чем кто-либо проснется или войдет, заставляла тут же отправиться в ванну.

Теплая вода приятно согревала замерзшие руки, стекая прохладными каплями в раковину. Девушка непроизвольно потерла запястье. Холод чужих рук все еще не проходил. Ей пришлось растирать запястья, чтобы они согрелись и кровь вновь принялась разносить тепло по всему телу.

Приняв ванну и сменив одежду, расчесавшись и подкорректировав косметикой синяки под глазами, Эва вернулась в спальню и упала на кровать, раскинув руки. Этим вечером ей предстоит улыбаться, пожалуй, самому страшному человеку в империи. Обнадеживало лишь то, что такими же улыбчатыми оскалами запасутся и первые красавицы других сектор, не говоря уже про родную столицу. В общем, Эва разумно предположила, что шансов заинтересовать его величество, внезапно овдовевшего при невыясненных обстоятельствах, у нее нет, и от этой мысли на душе у девушки стало легче. Уже совсем скоро она с родителями вернется в родное поместье на окраине столичного сектора и продолжит мучить мадам и месье, преподававших в ее пансионе.

В школу искусств родители ее не отдали, предпочитая видеть дочь каждые выходные, а не во время каникул. Для семей древней аристократии, которая давно отошла от политики, такую поблажку делали. Впрочем, для многих девушек высшего сословия, на которых семья также не возлагала надежд на фронте имперской службы, делали такое же исключение. Ни к чему дамам зря тратить время, ведь леди должна уметь быть леди, а не служилой, как любили называть их в пансионе. Поэтому тут и там открывались подобные пансионы хороших манер, выпускницу которых умели выглядеть мило и невинно, а большего для образцовой жены аристократа и не требовалось.

Раз в год их всех собирали на бал выпускниц, и все ученицы имели возможность увидеть, как складывается судьба их предшественниц. Вот и Эва знала, что в конце года ее сговорят за сына соседа, объединяя таким образом территории двух семей. Сговорили бы, если бы не внезапно овдовевший император, внесший раздор в ее размеренную жизнь.

Упускать такой шанс, подбадриваемые директрисой пансиона, ее родители просто не желали и, не слушая возражений, даже залезли в долги, чтобы платье для приема у их дочери было лучшим из всех возможных. На здравое предположение, что лучше, чем в самой столице, купить вряд ли удастся, родители просто махнули рукой.

Эва печально вздохнула. С Миккой, сыном соседа она по крайней мере виделась раз в год и ничего против его кандидатуры не имела. Он не был толстым и противным, не был и заносчивым щеголем, а значит — он был просто идеальной кандидатурой по сравнению с теми, кого она ежегодно лицезрела на балах выпускниц.

Император же… Она никогда не представляла себя при дворе. Просто знала, что не впишется и все. Да и не принято было в Риендере, где проживала семья, упоминать столицу без необходимости. Здесь жили по своим привычным законам, предпочитая решать свои делать без вмешательства посторонних. Даже странно, что семья Грандельер, ее семья, решила принять участие в новых смотринах. Знать бы еще как выглядит император!

В свои двадцать с небольшим, Эва предпочитала не лезть в политику, как, впрочем, и ее достопочтенный батюшка. Если же и возникала необходимость ознакомиться с каким-то указом, то делалось это в ратуше в обществе таких же, как и глава семейства Грандельер, провинциальных, если можно их так охарактеризовать, аристократов за чашкой чая или бокалом вина.