Сюда приехали в девяностых тысячи инженеров, у которых там были свои разработки, изобретения, здесь они пытались это кому-нибудь предложить, но никто их не слушал — как и меня, впрочем, чем я от них отличался?.. Тогда и появились фирмы-посредники. Объявление в газетах: «Только для серьезных. Разработка изобретений. Ваши идеи, наши деньги. Вы предлагаете идею, мы находим для нее покупателя»… В таком духе. Многие клюнули, я знаю. Сначала просто приходили, рассказывали, показывали — вот, мол, что у нас есть, какие замечательные конструкции… Этих просто обворовывали — они ни шекеля за свои идеи не получили, а что потом с этими разработками стало — бог весть, может, и ничего, а может, фирма большие деньги заработала…
— Хотите кофе? — прервал свой монолог Гинзбург, и Карпухин вздрогнул: он целиком погрузился в атмосферу, которую, вообще-то, плохо себе представлял — вообразил себя изобретателем, пришедшим к человеку, который обещает помочь и, взяв твое, кровное, на что ты положил жизнь… ну, полжизни, что тоже более чем достаточно… говорит тебе: «пока, милый, мы с тобой не знакомы»…
— Нет, спасибо, Михаил Янович…
— Миша, — сказал Гинзбург, — зовите меня Мишей, мы же договорились.
— Да-да, — кивнул Карпухин. — Забываю все время, не могу привыкнуть. Миша. Что же дальше?
— Дальше… Народ быстро понял, что рассказывать о своих разработках нельзя никому. Пусть он хоть из самого министерства науки или промышленности. И стали говорить: «Деньги на бочку. Утром деньги, вечером идеи»… Не получилось. Там тертые калачи… В ходу был в то время такой тип договора: инженер отдает свое изобретение в полную собственность фирмы, а за это получает пятнадцать процентов от будущей прибыли.
— Сколько? — поразился Карпухин. — Это же грабеж!
— Средь бела дня, — согласился Гинзбург. — Многие на это шли. Иногда даже за меньший процент — надеялись, что прибыль будет такой, что и этот процент составит достаточно большую сумму…
— Неужели кто-то сумел разбогатеть таким образом? Я имею в виду — из наших.
— Мне такие не известны, — дернул плечом Гинзбург. — Когда я приехал, фирмы эти уже на ладан дышали — не так просто оказалось дорабатывать чужие идеи, даже если авторам платить гроши или не платить вообще. Когда я ходил по разным… ну, когда пытался устроиться… ко мне пару раз подваливали… Я понимал, чего от меня хотят, и посылал всех к чертям, я не собирался ни продавать свои идеи, ни вообще с кем бы то ни было делиться. Это же не проект самовыключающегося крана или новой очистительной установки, это… вы показали мои материалы в посольстве, верно?
Новый поворот в разговоре опять оказался неожиданным, и Карпухин ответил не сразу. Он подумал, что Гинзбург ждет от него не положительного, а какого-то иного ответа.
— Да, — сказал он, наконец. — Извините, может, я не должен был…
— Нет, Александр, вы все правильно сделали! Я так и рассчитывал, можете мне поверить!
— Рассчитывали, что я…
— Конечно! Я ведь думал, что к вам, когда вы будете расхаживать с моим лэптопом, обязательно кто-нибудь подойдет и…
— И что? — напряженно спросил Карпухин, потому что Гинзбург замолчал и принялся сосредоточенно, будто священнодействовал, наливать себе в чашку кофе из стоявшего на столе черного термоса.
— Не знаю, — пожал плечами Гинзбург. — Могли, по идее, из руки вырвать, а могли что-нибудь предложить, откуда мне знать?
— И вы готовы были, чтобы ваша разработка…
— Не готов, — отрезал Гинзбург и несколькими глотками выпил всю чашку. |