Перед ним стоял большой бокал с персиковым соком и тарелочка с круасаном, от которого он отщипывал маленькие кусочки. — Баренштейн не мог знать, что за человек с чемоданом бежал к школе. Он имел все основания предполагать, что это террорист, и действовал строго по инструкции. Он имел право убить, и он убил. А Гинзбург был с «террористом» знаком, их несколько раз видели вместе, они о чем-то говорили. Значит, Гинзбург знал, что это не террорист, и стрелять не имел права.
— Но не попал же! — воскликнула Руфь.
— А его и не обвиняют в убийстве, — пожал плечами Анисимов. — Судья Амитай сказала, что обвинение должно быть переформулировано. Наверно, его обвинят в превышении служебного долга, не знаю. Следователь теперь будет разбираться, что общего у Гинзбурга с Кахалани, и почему Гинзбург стал стрелять — да, в воздух, но зачем все-таки?
— Я у него сам спрошу, — сказал Карпухин. — Вечером. Я должен отнести компьютер… Вы уже сняли информацию? — спросил он Анисимова.
— Сейчас ребята заканчивают, — сказал тот, посмотрев на часы. — Еще минут пятнадцать. Они просто копируют жесткий диск, вам ведь это надо, верно?
— Должно быть, — неуверенно сказал Карпухин. Что он понимал в компьютерах, жестких дисках, теории ракетных двигателей? Ему было неприятно, он не хотел, чтобы кто-то что-то делал с компьютером Гинзбурга, но Анисимов настоял и был, наверно, прав. Прав, скорее всего, был и в том, что если лэптоп представлял для кого-то интерес, то Карпухину непременно нужна охрана, и посольство эту охрану предоставило — за соседним столиком сидел и откровенно пялился на Симочку посольский охранник, на вид, впрочем, обычный посетитель, зашедший выпить пива. Теперь он будет до вечера ходить за семейством Карпухиных, никакой личной жизни…
— Гинзбург действительно так важен для вашего проекта? — спросил Анисимов, помолчав. — Я это к тому, что даже если он захочет отсюда уехать, сейчас — до суда — его просто не выпустят.
Карпухин не стал отвечать на этот вопрос. Он не знал, смогут ли «Грозы» обойтись без идей и опыта Гинзбурга, но думал, что смогут — нет незаменимых, в этом он успел убедиться, весь опыт его жизни говорил о том, что незаменимых нет и быть не может: то, что придумал один человек, может придумать и другой. Журавлев, например, чем он хуже? О том, что Журавлев гений, в ОКБ говорили все, и как бы ни изображал из себя скромника и «простого конструктора» Константин Алексеевич, даже в управлении, достаточно далеком от научных изысканий и технических новшеств, прекрасно знали, что Журавлев — это не голова, это три головы, а то и четыре. А Гинзбург? Одна голова или пять? Чем могли бы стать для «Гроз» его идеи?
— Ну вот, — сказал Анисимов.
В кафе быстрым шагом вошел молодой человек — если не брат-близнец того, что сидел за соседним столиком, то его дальний родственник, — нащупал взглядом Карпухина и, подойдя к столику, сказал, глядя одновременно и на Анисимова:
— Все готово, Александр Никитич. Компьютер принесут, как только скажете.
— Не советую, — подал голос Анисимов, — ходить с ним по городу, до вечера много времени. Если хотите, лэптоп принесут домой к Гинзбургу в… ну, скажем, в семь, вам ведь на это время назначено?
— Да, — кивнул Карпухин. — Это будет лучше всего. Но тогда зачем…
— На всякий случай, — покосился на парня за соседним столиком Анисимов. — Он ведь вам не мешает?
— Пока нет.
— И не будет. А мне спокойнее.
— Папа, — сказала Сима, — там за углом та-а-кой магазин дисков! Отпад!
— Пошли, — согласился Карпухин. |