Передо мной, параллельно берегу, шла узкая дорога, за ней виднелись рельсы и железнодорожные вагоны. Кирпичные здания все были выстроены в том же стиле, что и здание заводской охраны, и дом, в котором жил старик Шмальц. Передо мной была старая территория завода. Где-то здесь должна находиться мастерская Шмальца.

Я двинулся вправо, туда, где старые кирпичные здания становились все ниже, стараясь шагать осторожно и в то же время уверенно, как человек, имеющий полное право ходить по территории. Я держался в тени вагонов.

Они появились внезапно и бесшумно; даже овчарка, которую они вели на поводке, не подала голоса. Один из них направил мне в лицо луч фонаря, другой потребовал предъявить удостоверение. Я достал из бумажника свой специальный пропуск.

— Господин Зельб? И что вы делаете здесь со своим особым заданием?

— Мне для того и выдали это удостоверение, чтобы я ни перед кем не отчитывался за свои действия.

Но мои слова и тон, которым они были сказаны, не успокоили их и не произвели на них особого впечатления. Это были два молодых рослых парня, каких сегодня можно часто увидеть в особых отрядах полиции. Раньше из таких состояли части СС. Это, конечно, недопустимое сравнение, потому что сегодня мы живем в свободном демократическом обществе, но на их лицах было написано то же выражение — смесь серьезности и рвения с неуверенностью и услужливостью. Одеты они были в полувоенную форму с бензоловым кольцом на петлицах.

— Поэтому, коллеги, давайте сделаем так: я продолжу свою работу, а вы свою. Как ваши фамилии? Завтра я скажу Данкельману, что на вас можно смело положиться. Продолжайте в том же духе!

Фамилий их я не запомнил. По звучанию они напоминали слова «сила» и «терпение». Мне не удалось заставить их щелкнуть каблуками. Но все же один вернул мне пропуск, а второй выключил фонарь. Овчарка все это время безучастно стояла рядом.

Когда они скрылись из виду и их шаги стихли, я пошел дальше. Низкие кирпичные здания, которые я увидел издалека, казались давно заброшенными. Местами были разбиты оконные стекла, сорваны куски крыши. Двери кое-где криво висели на петлях. Эти постройки явно были предназначены под снос. Но одного здания разруха не коснулась. Это было двухэтажное кирпичное строение с романскими окнами и цилиндрическим сводом из гофрированной листовой стали. Из всех строений только это могло быть мастерской Шмальца.

Луч моего фонарика отыскал в огромных раздвижных воротах маленькую дверь. И ворота, и дверь были заперты. Ворота вообще открывались только изнутри. Сначала я даже не думал пробовать трюк с пластиковой картой, но потом мне пришло в голову, что у старика Шмальца в тот вечер, ровно три недели назад, вряд ли хватило моральных и физических сил, чтобы заботиться о таких мелочах, как дверные замки. И действительно — я со своим пластиковым пропуском без труда проник в ангар. Правда, мне пришлось мгновенно закрыть за собой дверь: Сила и Терпение как раз поворачивали из-за угла.

Я прислонился к холодной железной двери и осторожно перевел дыхание. Теперь я и в самом деле окончательно протрезвел. И все же я ничуть не жалел, что у меня неожиданно возникла идея проникнуть на территорию завода. Того, что старик Шмальц именно в день гибели Мишке поранил руку, заработал себе инсульт и пропустил тренировку, было, конечно, маловато. И то, что он возился со старыми грузовиками, а девушка видела на мосту у вокзала странного вида фургон, тоже еще ничего не решало. Но мне захотелось проверить и эту версию.

Сквозь окна внутрь проникало мало света. Мне видны были смутные очертания трех фургонов. Я включил фонарь и увидел старый «ганомаг», «унимог» и «ситроен».