А Зигфрид сам был виноват — так глупо свалиться и сломать себе ногу! Мы тогда осматривали сталактитовую пещеру в Поттенштайне. Я же не могу быть одновременно рядом с каждым учащимся! — Он смотрел на меня, ожидая поддержки. Я охотно с ним согласился.
По дороге домой я мысленно подвел итоги. Работа по делу Сергея Менке подходила к концу. Мне оставалось только просмотреть докторскую работу практикантки Филиппа и напоследок навестить Сергея в больнице. Они мне все надоели — старшие учителя, капитаны, профессора-гомики, весь балет и сам Сергей, хотя я его еще и не видел. Может, мне пора на покой? Я еще в деле Мишке отстал от своих собственных профессиональных стандартов, а такое дело, как эта история с членовредительством, раньше бы у меня не вызвало столько досады и раздражения. Может, действительно все бросить? Я мог бы расторгнуть договор о страховании жизни и на возвращенные мне деньги прожить припеваючи двенадцать лет. Я решил после Нового года поговорить со своим консультантом по налоговым делам и со страховым агентом.
Я ехал на запад, навстречу закату. Впереди, насколько хватало взгляда, блестел розовый снег. А над ним раскинулось бледно-голубое фарфоровое небо. Из труб над домами франконских деревушек, мимо которых я ехал, поднимался дымок. Уютные огоньки в окнах пробуждали старую, невнятную тоску по какой-то тихой пристани. По какой-то далекой неведомой родине.
Филипп был еще на дежурстве, когда я в семь часов приехал к нему в больницу.
— Вилли умер, — сказал он мне вместо приветствия. — Этот дурень! Умирать сегодня от перфорированного аппендицита — просто смешно! Я не понимаю, почему он мне не позвонил; у него же, наверное, были жуткие боли.
— Знаешь, Филипп, в последний год, после смерти Хильды, у меня часто было такое чувство, что он просто больше не хочет жить.
— Ох уж эти придурки женатики и вдовцы!.. Да если бы он хотя бы намекнул — у меня столько знакомых женщин! Да таких, что он забыл бы и думать про свою Хильду! Кстати, что с твоей Бригитой?
— Болтается где-то в Рио-де-Жанейро. Когда похороны?
— Ровно через неделю. В два часа на главном кладбище в Людвигсхафене. Мне пришлось все организовывать. Больше же некому. Ты ничего не имеешь против памятника из красного песчаника, с сычом? Скинемся втроем, ты, я и Эберхард, чтобы похоронить его по-человечески.
— Ты уже подумал про объявления в газете? И декана его бывшего факультета тоже надо известить. Твоя секретарша может это организовать?
— Ладно. Ты сейчас, наверное, пойдешь ужинать. Я бы с удовольствием составил тебе компанию. Но не могу. Не забудь докторскую работу.
«…И их осталось трое…» Я отправился домой и открыл банку сардин в масле. Я все-таки решил в этом году украсить елку консервными банками. Естественно, пустыми, так что самое время было начинать их собирать. Времени до Рождества оставалось слишком мало. Может, мне пригласить Филиппа и Эберхарда в следующую пятницу на поминки с сардинами в масле?
Рукопись «Переломы в результате закрытия дверей» состояла из пятидесяти страниц. Работа была построена на подробной классификации переломов и дверей, ставших причиной этих переломов. В предисловии приводилась крестообразная диаграмма, горизонтальная ось которой обозначала различные двери, ставшие причиной переломов, а вертикальная — переломы в результате закрытия дверей. В большинстве из приведенных ста девяноста шести случаев цифры показывали, что соответствующие ситуации и их повторяемость были отражены в статистике мангеймских больниц за последние двадцать лет.
Я нашел строку «дверцы автомобилей» и колонку «переломы большой берцовой кости» и цифру «2» в точке их пересечения, а в тексте — соответствующие описания. Хотя данные были анонимными, я все же узнал в одном из них случай Сергея Менке. |