Женщина. Возможно, причина именно в том, что все повсюду делали одно и то же. Они не надевали фартуки, как мы, не готовили пищу, не мылись, как мы, не вытирались, у них вечно пыль за ушами. И они никогда не унижались, чего не было, того не было. Да им это и не нужно было, к сожалению, они чересчур важничали, их просто нельзя было не заметить, когда они подступали к вам, своим противникам, но, разумеется, так и не могли одержать над вами верх.

Я возмущенно поднимаюсь со своего места. Меня знобит, я натягиваю на себя эту страну, словно куртку. Как приятно, что в ней больше нет колючей проволоки! Ну, возьмите же у меня мой каталог ценностей, я уже не могу удержать его в руках! Такого рода каталоги тоже стали сегодня слишком уж важными и вескими, неудивительно, что именно такие воображалы, как я, берут это дело в свои руки. Они вдребезги разбивают людям пороги, эти прежние булавки, превратившиеся в увесистые кирпичи. Я считаю, что электрические приборы и мелкую электронику они действительно могут выволочь из этих фолиантов и перетащить на запасной склад. Мы ведь живем при полном тоталитарном господстве микропроцессоров, я хотела сказать, микропроцессов.

Что-то прижимается к руке молодого парня, это голова кошки, он тут же отшвыривает ее к стене, потом в его руке оказывается джойстик, манипулятор, по крайней мере, ему подчиняется и без промедления открывает новый мир, который он, этот парень, и хотел получить к своему дню рождения. Правда, в мире, когда он установился, уже ничего нельзя изменить. Новой игры в этом аппарате нет. Макропроцессы в следующей книге, в следующем зале. Подробнее об условиях применения индивидуального насилия вам расскажут в кассе, там вы в любое время получите любую справку, причем бесплатно; коллективные происшествия только в главной кассе на втором этаже.

Мне вообще-то было совсем не трудно написать все это, но сейчас я бы с удовольствием избавилась от написанного.

Моралиста от других людей отличает то, что сегодня его занимает одно, завтра другое, но он нигде не находит признаков будущего, таящегося во мгле ответа. Ах, я дура, вероятно, ответ лежит в воде, в полной темноте.

Из-под пола вылезает ныряльщик, нет, вылезают несколько ныряльщиков. Они тащат за собой упирающуюся Эльфи Электру, возможно, даже запутавшуюся в сетях. Поскольку она для них слишком тяжела и слишком яростно сопротивляется, они оставляют ее в покое.

Аплодисменты! Аплодисменты! Отлично. Спасибо, можете больше не хлопать, с меня хватит.

Ныряльщик. Я покинул медленно плывущее судно, на небе не было ни одного плачущего облака бессмертия, и что я вижу теперь на этом зеленом лугу? Пятно? Женщины, в сущности, изначально похотливы — от них исходит неслыханная претенциозность, которая меня беспрерывно раздражает. Лучше уж я подожду, пока не появится та, которую я ищу. Никто не вспоминает о своем рождении, поэтому женщины так мало популярны. Слабый пол! Но даже они сегодня занимаются самыми разными видами спорта!

К примеру, моя сестра Эльфи Электра из Брегенца (Он дергает за сверток, в котором кто-то барахтается.) Я позволил ей ненадолго посидеть здесь. Ее проблема в том, что она, по-видимому, видит только то, что таит в себе какую-то тайну. Она переворачивает каждый камень, так как хочет непременно найти под ним змеиное гнездо. Ее спорт в том и заключается, чтобы ничто тайное не оставалось на своем месте. Но то, что она самыми разными способами раскапывает; и без того всегда было на виду. С какой стати она воображает, будто все это увидела только она одна? Но ведь она стала размышлять об этом лишь после того, как тайное стало явным для всех. И теперь она чванится на глазах у всех, встает на дыбы, просто смешно, нужна она нам, как прошлогодний снег. У меня есть дела поважнее. У нас, у молодых. Нас много, мы лучшее, что есть на свете! Мы — люди будущего! Не знаю, что с нами будет, ага, теперь я вижу, что… нет, вижу пока смутно, но примерно представляю: забудьте про индивидуальность, вливайтесь в массу, чтобы отбивать один и тот же такт вплоть до того момента, пока нам не отобьют почки.