От этих дум и забот пухла и болела голова; Веселинка хваталась за любую работу, трудилась во всякую погоду — и в итоге однажды простудилась и слегла. Проболела она две седмицы, горя в лихорадке и сотрясаясь от жуткого надрывного кашля, а потом ещё дней десять, вымотанная тяжёлой хворью, была не в силах вернуться к работе. Семья перебивалась с хлеба на воду, денежные средства закончились, съестные припасы — тоже... Здемила в последнее время стала высылать гостинцы реже: наверно, родителей мужа стеснялась слишком обременить, а может, купец с супругой всё-таки начали ограничивать щедрость невестки по отношению к бедным родичам. Что же делать? Не идти же по миру, прося подаяние!

В один из этих непростых дней в дом постучался Дерила. Он молча поставил на стол большую корзину со снедью и положил рядом мешочек, в котором звякнули монеты — тощий, как сам чернобородый сосед, но сейчас для семьи Бермяты и такие скромные средства казались богатством.

— Вот... тут это... — забормотал он, запинаясь от смущения. — Тут супруга моя вам гостинцы выслала, кушайте. А это, — шершавыми и грубыми рабочими пальцами Дерила тронул кошелёк, — от меня. Не ахти какие деньжищи, конечно, но чем могу... Самому семью кормить надо.

У матушки Владины задрожали губы, глаза наполнились слезами.

— Дерилушка, ну зачем, не надо, — пробормотала она, пытаясь вернуть ему кошелёк.

— Бери, кому говорю! — грубовато оборвал её Дерила и опять положил деньги на стол. У него самого рот подрагивал, но он изо всех сил сдерживался.

Бермята хоть и слеп был, но и на слух всё понял. Встав с места, он подошёл к Дериле и опустил руку ему на плечо.

— Сосед, ты это брось. Долг на совесть мою не навешивай. Сами как-нибудь выкарабкаемся...

— У всех бывают тяжёлые времена, старый, — сказал Дерила. — Бери, не стесняйся. А про долг не беспокойся, сочтёмся когда-нибудь. Сегодня мы вам помогли, завтра — вы нам. На то мы и соседи.

Бермята долго и тяжко молчал, перебарывая клубок смешанных чувств. Ах, где его очи!.. Как не ко времени поразил его глазной недуг, помрачив белый свет перед его взором! Работать бы ему ещё и работать, пока есть сила в руках и мастерство не растеряно, но — глаза! Куда без них? Ощупью-то не много наработаешь. Приходилось теперь сидеть на шее у дочери, а она из-за этого и семью свою создать не могла. Оставалось только одно — посылать на работу младших дочек, совсем юных девочек. Камнем лежала на сердце тоска, чёрным вороном каркала дума о смерти. Уйти, не быть обузой для семьи...

Послышался кашель: это Веселинка встала с постели, бледная после болезни, с синеватыми тенями вокруг ввалившихся глаз.

— Дядя Дерила... Я как заработаю, так долг и верну, — откашлявшись в кулак, сказала она.

Дерила только рукой махнул и вышел. А на следующий день пришли гостинцы от Здемилы, и семья выкарабкалась из тисков голода. Но как бы бережливо матушка Владина ни распределяла пищу, припасы таяли быстро. Лёжа денег не добудешь, и Веселинка, ещё не вполне оправившаяся после хвори, вышла на работу. Слабость ещё давала о себе знать: кружилась голова, темнело в глазах, а сердце, чуть что, принималось колотиться, как после быстрого бега. Неважная была пока из Веселинки работница, но роскошь вернуться в постель и отлежаться она не могла себе позволить.