— Милочка, что за чушь! Ты вообще не выходишь из дому одна, тем более ночью.
— Вот и начну, пока не поздно. Благодарю вас за прекрасный ужин, хотя беседа, честно говоря, показалось мне скучноватой. Да ты бы и сам наверняка сказал мне то же самое, только через два часа в машине, по дороге домой: «Боже, какая скука! Ни одного мало-мальски интересного человека!» — разве не так, милый?
Несколько минут спустя я была на улице и хохотала в полном в одиночестве.
Впервые я нарушила правила. Не действовала заодно с мужем. Признаюсь, я еще и несколько раз проиграла себе эту сцену. Да, да, я знаю, я говорила сама с собой за пределами дома. Я даже фыркала и ухмылялась! В конце концов, куча людей сами с собой разговаривают. Я еще немного прошлась и только потом вызвала такси. И, усаживаясь на заднее сиденье, все продолжала смеяться.
Всю дорогу я воображала, какими словами, с какими подробностями буду пересказывать эту сцену доктору Фельсенбергу.
Глупо, но я так радовалась, что мне будет наконец-то что ему рассказать.
В пол-одиннадцатого я была дома. Так рано меня не ждали.
Я обнаружила обоих на диване за просмотром телевизора — показывали какое-то реалити-шоу. На полу возле ног — бутылка виски, пара банок кока-колы и пластиковые стаканчики. Они не слышали, как ключ повернулся в замке. Я подошла сзади: веселье было в полном разгаре, Тео просто катался по полу — в прямом смысле слова свалился с дивана. Насколько я поняла, одна из героинь передачи говорила что-то такое, что смешило их прямо до колик.
Когда наконец Матис обнаружил мое присутствие, я увидела, как изменилось его лицо, от пьяного гоготания он мгновенно перешел к панике. Они умолкли. Матис стал подбирать стаканчики — заметать следы преступления. Тео сел назад на диван. Он был не в состоянии что-либо делать. Матис казался не таким пьяным, как его приятель. Это меня чуть-чуть успокоило: по шкале бедствий рекорд пока не побит.
Я спросила, кто принес спиртное. Тео без колебаний ответил, что он.
Он стоял передо мной даже с какой-то гордостью, словно прикрывая Матиса, как будто хотел принять удар на себя, а Матис по-прежнему суетливо изображал уборку.
Я спросила, где он купил эту бутылку. На какие деньги. Сколько они выпили. Знают ли его родители, что он в двенадцать с половиной лет пьет спиртное? Я никогда не разговаривала с ребенком так сурово. Он больше ничего не отвечал. Мне хотелось дать ему пощечину и выставить за дверь без всяких церемоний. Или снова вызвать такси и отвезти его домой, но, если честно, я побоялась, что его вырвет в машине. Он едва стоял на ногах.
Матис попытался было объяснить ситуацию, потому что все получилось случайно и совершенно против их воли, так что они прямо-таки внезапно оказались перед бутылкой виски, которая, можно сказать, сама вломилась к ним в квартиру (или что-то в этом духе), но тут я завопила:
— А ну марш в кровать!
Второй раз говорить не пришлось.
Сын поддерживал друга, когда они шли по коридору. Потом мальчики скрылись из виду.
Я села на их место. Одетая в купальник молодая женщина с немыслимым бюстом и выдающейся боевой раскраской лица говорила прямо в камеру. Вслушиваться не хотелось, но вдруг она владеет какой-то еще не ведомой мне истиной! И я узнала, что она «сейчас та-а-ак сильно сожмет ягодицы, о-о!», после чего девица принялась стонать и кудахтать, а я выключила телевизор.
Я взяла пустой стаканчик, плеснула себе хорошую порцию виски и выпила залпом. И снова захотелось смеяться.
ТЕО
Он не испугался, когда она вечером заявилась в дом. Он только подумал, что рано: опять помешает дойти до конца. Он не трусил и тогда, когда она задавала все эти вопросы, подробности выпытывала — вот уж настоящий полицейский допрос.
Он умеет молчать. |