Серафина вновь расслабилась и улыбнулась Киве – едва заметно, но искренне.
– Вошелл хороший человек. Мне его жальче, чем саму себя. Он заслуживает, чтобы его любили так, как не могу я.
– Вы тоже этого заслуживаете, – сказала Кива. Пусть она и осуждала Миррин за предательство, но все равно могла понять, почему принцесса Валлентис объединилась с Зуликой. Любовь ослепила их всех.
– Мы с Мирри… – Серафина печально покачала головой. – Нам не суждено быть вместе.
В ее голосе слышалась глубокая печаль, и она же читалась в выражении лица.
Полная сочувствия, Кива спросила:
– Я слышала, что помолвку предложил ваш брат. Почему вы дали согласие?
Серафина вздохнула:
– Тебе не понять.
– Может, и так, – ответила Кива. – Но я хотела бы попытаться.
Принцесса погрустнела еще сильнее, хотя казалось, уже некуда.
– У меня во всем мире остался только он. Если я не подчинюсь ему…
Она слабо содрогнулась. Но затем что то в ней переменилось, будто она вдруг вспомнила, что говорит с предполагаемой невестой Навока.
– Он не всегда ужасен. Он может… Может заботиться и защищать.
«Скорее уж запирать», – горько подумала Кива.
– И он вознаграждает за верную службу, – продолжила Серафина, будто все перечисленные достоинства Навока заставят Киву забыть, как он обращался с ней. Как мучил ее. – Еще он невероятно амбициозный и целеустремленный.
– И хочет захватывать королевства, которые ему не принадлежат, – буркнула Кива.
Серафина вновь застыла и на этот раз не расслабилась. Понизив голос, она сказала:
– Я не выгораживаю его после того, что он сделал с тобой. У него тяжелый нрав, однако обычно он не прибегает к побоям. Он поступил неправильно во всех смыслах. Но я просто…
Она отвела взгляд, зелень глаз померкла. Полным эмоций голосом она поделилась:
– Поздно ночью, когда мир уже спит, я смотрю на звезды и мечтаю о том, как могла бы сложиться совсем другая жизнь. Мечтаю о семье, которой не имела, о свободе, по которой тоскую. Мечтаю о том, чтобы кто нибудь полюбил меня так сильно, что спас бы от всего этого.
Она опустила голову.
– Вошелл – не герой моей мечты, но он позаботится обо мне. Знаю, тебе этого не понять, однако так мой брат будет счастлив. Мне это важно, пусть даже я хотела бы иного.
Принцесса обратила печальный взор на Киву и повторила:
– У меня остался только он.
Вопреки предположению Серафины Кива отлично ее понимала, и даже хуже, могла поставить себя на ее место. Она знала, как сильны семейные узы, как они способны влиять на взгляды и поступки. Серафина в юности потеряла мать, а не так давно и отца. Пойди она против желаний Навока – потеряет и его, и тогда останется в полном одиночестве. Этот страх Кива понимала как никто, и хоть отчасти ей хотелось тряхнуть Серафину и велеть ей сопротивляться брату, в то же время ее хотелось обнять и сказать, что все будет хорошо – пусть даже обе понимали, что это неправда.
– Знаешь, – сказала принцесса, когда они наконец подошли к спальне Кивы, и голос у нее был подчеркнуто веселый, будто она желала оставить в прошлом все сказанное ранее, – я вдруг поняла, что нас так и не представили по всей форме.
– Мне кажется, поздно уже знакомиться, – сказала Кива, стараясь не стонать от вновь нахлынувшей боли.
Серафина согласно хмыкнула.
– Несмотря ни на что, мне очень хочется познакомиться с тобой поближе, Кива Корентин.
Слова были искренними и честными. Она тихо добавила:
– Обещаю, все будет не так уж скверно. И еще обещаю помогать тебе на каждом шагу.
Кива начинала понимать, почему Серафину так любили: ее кроткий нрав и искренняя доброта не могли не очаровывать. |