Он свободно, практически без акцента говорил по-немецки, по-русски, по-французски и по-испански: Меткалфы имели обширные владения в Аргентине и на протяжении многих лет проводили там часть зимы. Меткалфы также имели устойчивые торговые отношения с советским правительством.
Говард, старший брат Стивена – надежный, основательный человек, – уже четыре года управлял деловой империей семейства после смерти отца. Стивен время от времени сопровождал Говарда в поездках, готов был любыми способами оказывать ему помощь и поддержку, но отказывался принимать на себя ответственность, сопряженную с управлением большим бизнесом.
Вдобавок к своим положительным качествам он был бесстрашен, имел мятежный дух и сверх меры обожал приключения. Учитывая все эти черты его личности, Коркоран решил, что он прекрасно сыграет роль плейбоя-аргентинца в Париже…
Дерек Комптон-Джонс нервно откашлялся.
– Вообще-то нет никакой необходимости посылать курьера, – промямлил он.
Лэнгхорн вскинул голову, но тут же быстро оглянулся на свой пульт.
– Ты серьезно? Тебе известен способ быстрее доставить все это на Манхэттен? – осведомился Меткалф.
С его последним словом дверь в дальнем конце комнаты открылась.
Появилось новое лицо, которое он никак не ожидал увидеть здесь: серьезное непроницаемое лицо Альфреда Коркорана.
Комптон-Джонс немедленно вернулся к своим приборам, и в комнате воцарилась тишина. Веселое настроение сразу иссякло.
– Клянусь Христом, стоящим на плоту, это проклятое французское курево ни к черту не годится! Я докурил свой «Честерфилд» в самолете, еще где-то над Ньюфаундлендом. Стивен, почему бы тебе не попробовать подлизаться к своему главному начальнику и не раздобыть для меня немного американского табака? Разве не предполагается, что ты должен быть самым большим жучком на здешнем черном рынке?
Меткалф немного растерялся, и, чтобы собраться с мыслями, ему потребовалось то время, пока он делал шаг вперед и пожимал руку шефу. В левой руке он сжимал украденные документы.
– Конечно… Корки… Что вы тут делаете?
Коркоран отнюдь не был далеким от практической жизни работником, привыкшим дергать за ниточки своих марионеток, сидя в кабинете за океаном; он часто совершал вылазки «в поле» к своим агентам. Но поездка в оккупированный Париж была чрезвычайно сложной и невероятно опасной. Он нечасто бывал в Париже. Для этого должно было появиться очень серьезное основание.
– Что я здесь делаю? – переспросил Коркоран. – Вообще-то нужно задать совсем другой вопрос: что вы здесь делаете? – Он повернулся к двери, из которой только что вышел, и жестом приказал Меткалфу следовать за собой.
Меткалф закрыл за собой дверь. Очевидно, старик хотел поговорить наедине. В поведении Корки угадывалась решительность и еще поспешность, которую Меткалф за ним прежде не замечал.
В этой комнате хранилось множество всякого оборудования, включая пишущую машинку с немецким шрифтом для изготовления пропусков и удостоверений личности. Был здесь также маленький типографский пресс, используемый для подделки простых документов – серьезная работа, как правило, проводилась в Нью-Йорке или Лондоне, – таких, как французские разрешения на проезд или на работу. Один стол занимала целая коллекция штемпелей, в которой даже имелась хорошая копия печати немецкого цензора. В одном углу, возле вешалки с форменным обмундированием, стоял дубовый стол, заваленный газетами; библиотечная лампа с зеленым абажуром отбрасывала на них круг неяркого света.
Коркоран опустился на стул около стола и так же жестом указал Меткалфу, чтобы он тоже сел. Единственным свободным местом была армейская кровать, стоявшая у стены. Меткалф сел, ощущая нарастающую настороженность. |