«Ого! — мысленно воскликнул Макмейн. — Штрафная линия».

Он осторожно остановился рядом с Таллисом. Они простояли так целую вечность под изучающими взглядами членов комиссии.

Затем Главнокомандующий махнул рукой, и сидящий слева от него офицер слегка наклонился вперёд и спросил:

— Почему этот человек предстал перед нами в форме офицера без знаков различия?

Макмейн решил, что это ритуальный вопрос. Они-то должны были знать, почему он здесь.

— Я привёл кандидата на рассмотрение нашей комиссии, — официально ответил Таллис, — и прошу на это разрешения Ваших Превосходительств.

— Кто вы такой и почему просите нашего разрешения?

Таллис назвался, сообщил своё звание, индивидуальный номер, военные заслуги и т. д. и т. п.

Перечисление оказалось долгим, и Макмейну уже стало казаться, что оно никогда не кончится. Главнокомандующий прикрыл глаза; создалось впечатление, что он заснул.

Пока длились формальности, Макмейн напряжённо переступал с ноги на ногу, разминая затёкшие конечности. У него не было желания опозориться перед комиссией, упав в обморок.

Наконец керотиец перестал задавать Таллису вопросы и посмотрел на Главнокомандующего. У Макмейна возникло чувство, что произошло какое-то отклонение от процедуры.

Не открывая глаз, Главнокомандующий ломким резким голосом произнёс:

— Данные обстоятельства беспрецедентны. — Он приоткрыл один глаз и посмотрел прямо на Макмейна. — Никогда ещё животному не предоставлялась подобная честь. В прежние времена такое предложение посчиталось бы насмешкой над комиссией и командованием, и наказанием за подобный проступок могло бы послужить только Изгнание.

Макмейн знал, что это означает. Слово употреблялось в переносном смысле. Приговорённый отсекался от внешнего мира — хирургическим путём его лишали нервных окончаний. Он быстро терял разум; вскоре наступала психосоматическая смерть, поскольку мозг, лишённый внешних стимулов, за исключением тех, что могли привести к немедленной смерти, в конце концов становился неспособен поддерживать тело в жизнеспособном состоянии. Без обратной связи контроль невозможен, и организм постепенно разрушался, пока неизбежно не наступала смерть.

Сначала жертва кричала и повреждала конечности, поскольку мозг слал сигнал за сигналом всему телу; но так как мозг не получал ответа на выполнение сигналов, жертва вскорости впадала в состояние кататонии и погибала.

Если даже это не приговор, то всё равно угроза, — подумал Макмейн. Он едва сдержался, чтобы не выругаться.

— Однако, — продолжал Главнокомандующий, уставясь в потолок, — времена меняются. Некогда считалось грешным позволять машине выполнять работу профессионала, сама мысль, что машина справится с работой точнее и быстрее, была почти кощунственной. Данный случай можно рассмотреть с этой же точки зрения. Если мы заменим определённых наших работников на внешних планетах земными животными только потому, что они являются более дешёвой рабочей силой, мы тем самым признаем господство экономических интересов.

Вычисляющее животное относится к тому же классу, что и вычислительные машины. Глупо отказываться использовать его способности только потому, что оно — не человек. Возникают также сложности с командованием. Некоторые офицеры, изучавшие случай с данным животным, полагают, что для офицеров будет унизительно подчиняться приказам этого существа. Всё равно что просить их подчиниться приказам обычного призывника из «неорганизованного резерва» — не больше и не меньше. Должен заметить, что, на первый взгляд, их доводы вроде бы обоснованны. Но, повторяю, мы не должны позволять вводить себя в заблуждение. Разве пилот космического корабля не подчиняется приказам компьютера, который рассчитывает для него курс и орбиту? Фактически, разве все те, кто пользуется в той или иной мере компьютерами, не подчиняются их приказам?

Почему же тогда мы должны отказаться выполнять приказы вычисляющего животного?

Он замолчал и прислушался к тишине, царившей в зале.