– Ты хочешь поехать в Индию?

Что примечательно – в кошмарах почти ничего не изменилось. В сорок два года Марина по-прежнему держалась за отцовскую руку, толпа вокруг них вздымалась, словно волны прилива, и она снова теряла отца. В реальной жизни такого насильственного физического расставания никогда не было, и все-таки страх перед ним сидел в ее подсознании. Неприятности, происходившие с Мариной наяву, – достойные кандидаты в ночные кошмары – никогда не беспокоили ее во сне, и Марина считала это большой удачей.

Она зажгла свет в ванной. Руки дрожали. Марина обтерла лицо и шею влажной губкой, стараясь не глядеть в зеркало. И с удивлением обнаружила, что в два часа ночи понимание природы своих кошмаров нисколько не утешает. В голове вертелось лишь легкомысленное предостережение врача о том, что ей, возможно, захочется прыгнуть с крыши. Все эти двадцать пять лет ее худший страх, ужас выскальзывающей отцовской руки, просто таился в ней, выжидая, когда Марина снова примет нужное лекарство.

Они не виделись целую неделю, с того снежного дня, когда Марина и мистер Фокс явились к ней домой. Утром Марине предстояло лететь в Бразилию, и обе женщины решили, что надо поговорить напоследок, правда по разным причинам. Марина хотела выяснить, по-прежнему ли Карен верит, что Андерс жив, или все же смирилась со своим несчастьем. А Карен хотела убедиться, что Марина не пойдет на попятную.

Марина приехала к Карен вечером, когда удлинившийся день только-только перешел в сумерки. Мальчики уже почистили на ночь зубы и смотрели телевизор в комнате, примыкающей к кухне. Теперь эта роскошь позволялась им каждый вечер – а прежде ограничивалась выходными. Войдя, Марина сказала «привет», но они даже не повернули головы. Двое младших пробормотали в унисон «привет», когда мать потребовала поздороваться, а старший так ничего и не ответил. Мистер Фокс совершил ошибку, сказав Марине, что ее, а не Андерса хотели послать на поиски доктора Свенсон. Весь мир представлялся ей теперь чередой бесконечных «а если?..».

– Закажу заупокойную службу. Для похорон нужно тело, – негромко ответила Карен.

– Извини, – сказала Марина. – Конечно, заупокойная служба.

Карен заглянула в комнату, где мальчики в теплых рубашках и фланелевых пижамных штанах валялись на длинном, обитом вельветом диване. Младший, самый светленький, устроился на Буяне, как на коврике. Все трое не отрываясь глядели на экран, будто были присоединены к телевизору невидимыми проводами.

– Что удивительно – они все слышат, – шепнула Карен. – Они даже не слушают, но в голове все отпечатывается. Я начну их укладывать, и кто-нибудь непременно спросит: «Когда мы будем хоронить папу?»

Карен налила себе вина и, подняв бутылку, вопросительно посмотрела на Марину. Та кивнула.

– Похороны! – выкрикнул средний мальчишка не оборачиваясь.

Хихикнул и замолк.

Марина подумала про раскисшую от дождя землю, в которую опустили Андерса, и потянулась за бокалом.

– Прости, – сказала она Карен.

– Бенджи, прекрати, – строго сказала Карен. – Нет-нет, просто я пытаюсь кое-что осмыслить. Андерс говорил тебе, что я изучала в колледже русскую литературу? Мне хочется найти русских друзей. Я могла бы разговаривать с ними по-русски. Например, о Чехове. – Она взяла вино, отошла к дальней стене кухни и открыла дверь-жалюзи, ведущую в просторную кладовку.

Марина прошла следом. Даже в кладовке все было чисто и аккуратно, яркие коробки с хлопьями выстроились по высоте.

Полушепотом Карен продолжила:

– Иногда мне кажется, они слышат, что люди сплетничают о нас на улице. Мальчики знают все, судя по их разговорам между собой.