А? – Гурьев как будто мысли его читал, чем снова резкий прищур кузнеца заработал.
– Руки покажь, – хмуро проворчал кузнец.
Гурьев, улыбаясь, с готовностью протянул Тешкову обе кисти. Тот быстро и привычно обмял их пальцами, ощупал. Руки у парня тоже были не похожи ни на что, виденное кузнецом раньше. Не рабочие руки, конечно. Но… Костяшки словно ороговевшими щитками покрыты, пятка и ребро ладони твёрдые, а сама ладонь – как у гребца, крепкая. Запястье широкое, на господскую кость никак не личит. Что за канитель такая, подумал Тешков. Он хмыкнул:
– А ручки-то у тебя, парень, – того. На что тебе кузнецова наука?
– Хочу такую саблю выковать, которой реку пополам разрубить можно, – мечтательно воздев очи горе, произнёс Гурьев. – И чтоб булатная была.
Тешков только хмыкнул:
– А не боишься?
– Работы? Не-а, – беспечно тряхнул головой Гурьев. – А чего мне ещё боятся-то? Или кого?
– Ну, вроде как за мной должок, – буркнул кузнец. – По рукам, что ли?
– По рукам, – Гурьев пожал ладонь кузнеца, и, задержав её в своей, спросил: – Когда отправляемся?
– Ну… – задумался Тешков, что-то в уме прикидывая.
– Мне помощь ваша потребуется, Степан Акимович.
– Это в каком смысле? – насторожился кузнец.
– Коня купить.
– Коня-а-а?!? – изумился Тешков. – А конь-то тебе на кой ляд?!
– А денег куры не клюют, Степан Акимыч.
Тьфу ты, сплюнул мысленно Тешков, пацан – он пацан и есть. Хоть и такой. Ну, отчего ж не помочь. Можно и помочь, конечно.
– Можно и помочь, – проворчал Тешков вслух. – Только добрый конь немалых денег стоит. Ты не лыбься, не лыбся-то, почём зря, слушай, что старшие говорят!
– Непременно, дядько Степан, – посерьёзнев, кивнул Гурьев.
Тешков полагал – святая простота! – что коня им следует покупать на базаре. Вместо этого Гурьев поволок его на конный завод в Абрамовке, принадлежащий всё тому же Чудову, который «правил» половиной Харбина. Здесь у кузнеца просто глаза разбежались. Но спешить Тешков не собирался. Раз уж в Абрамовку приехали, так и возвращаться без доброго коника грех. Они долго ходили от конюшни к конюшне, сопровождаемые одним из приказчиков. Наконец, Тешков разглядел, что Гурьев, рассматривая лошадей, не торопится выбирать. Кузнец отозвал его в сторону, шепнул недовольно:
– Что тебе? Не глянется никакой, что ль? Чего рыскаешь-то?
– Да вот, дядько Степан, – Гурьев помялся. – Это ж тележные бугаи какие-то. Не глянется.
– Тю-ю-ю, – присвистнул Тешков. – На службу разве собрался-то? Что ж, строевского коня захотел?
– А хоть бы и строевского, – Гурьев упрямо наклонил голову набок.
– И зачем?
– А вы рассудите, дядько Степан. На водовозе верхом – какой всадник? Это раз. Много ли в станице породистых жеребцов на развод? Это два. С добрым конём меня и станичный атаман охотнее возьмёт. А прокормить – прокормим, Степан Акимович, и застояться не дадим. |