– Что имею, то и дарю. Человек без души – всего лишь биомеханизм, приводимый в движение системой процессов окисления, которые питают энергией компьютеры тела и движители. У Шаламова же еще что-то осталось от души, послеличность, сохранившая привязанность к женщине.

– Хорошо, продолжайте, к дискуссии на подобные темы я не готова. Что интересного он вам сообщил?

– Интересного уйма! От вселенских тайн и масштабов до иероглифов нечеловеческого духа. Вы знаете, что наша Вселенная из-за хаотической инфляции подобна мыльной пене? Мы с вами живем в одном из таких «пузырьков», так называемом метагалактическом домене. Так вот размер нашего домена – десять в степени миллион сантиметров! То есть то, что мы видим в телескопы, – ничтожная часть пузырька-домена. И все же Вершители, невзирая на расстояния, используя уцелевшие реликтовые «суперструны», смогли построить сеть метро, соединяющую большинство доменов! Впечатляет, не правда ли? Не менее удивительной вещью для меня оказалась страсть Даниила к путешествиям. Он успел побывать в тысяче разных миров с разными физическими законами и узнать столько, что у меня до сих пор голова кругом. Чего, например, стоит известие, что человечество – единственная из уцелевших технологических цивилизаций во Вселенной! Да и то только потому, что у него появился шанс поворота к биоцивилизации.

– Я и не знала, что мы вымираем. Что за шанс?

– Интрасенсы.

– Это Даниил… м-м… «черный» вам сообщил или ваш вывод?

– Мой, но он хорошо коррелируется…

Движением ладони Боянова остановила математика.

– Довольно, поговорим о тайнах экзосенса Шаламова позже, а сейчас меня занимают другие проблемы. Кстати, что заставляет его путешествовать? Я имею в виду, что подобная страсть к странствиям не совсем обычная вещь для нас с вами.

Железовский кивнул, с усилием возвращая себе бесстрастный вид.

– Вы правы. Я думаю, это уже влияние «черного». Маатане, насколько нам известно, представляли собой энергоинформационные аккумуляторы, созданные Вершителями для каких-то своих целей, и смысл их жизни состоял в постоянном сборе информации и аккумулировании энергии, вот наш получеловек и включает свою стандартную программу, когда овладевает сознанием. Да и на психике Шаламова сей факт не мог не отразиться.

– Это… страшно!

Железовский шевельнул плечом так, что под тонкой тканью костюма рельефно обозначились мускулы, но возражать не стал.

– Поневоле вспоминается изречение, – продолжала Боянова. – «Человек в самом себе носит самого страшного из своих врагов». К Шаламову изречение подходит идеально. К сожалению. А ведь у нас в запасе еще два экзосенса: Лондон и Мальгин. Выдержат ли они бой с чужой психикой или сломаются, как Шаламов?

– За Мальгина можете быть спокойны, он выдержит, а что касается Лондона… – Математик слегка замялся. – Разве он не дома, в полном здравии?

Боянова уловила заминку хозяина, остро взглянула на него.

– По-моему, вы тоже знаете, Аристарх: мы имеем дело не с прежним Майклом Лондоном. Так?

Железовский снова пошевелился, что-то его беспокоило, тревожило, а может быть, просто он с нетерпением ждал ухода комиссара, чтобы заняться любимым делом. Боянова подождала ответа, не получила и собралась уходить.

– Еще несколько моментов. Вы не спрашивали «черного», что такое «сфера Сабатини»?

– Эйнсоф? – Железовский улыбнулся. – Спрашивал. По выражению Даниила-«черного», эйнсоф – место, где можно случайно коснуться чего-то (я не понял, чего именно), что вызовет взрыв вакуума.